Поэтому он не ленился.
У него был быстрый и красивый почерк, и вот он проводил ночи, переписывая и расширяя следственный материал.
И, очевидно, в нем была жилка коллекционера. Он как-то специально занялся систематикой и классификацией преступников. Сначала они у него были записаны в алфавитном порядке, потом он составил экстракт из всех дел и потом уже из этого экстракта сделал короткий, но очень обстоятельный реестр, копию которого послал Бибикову.
Ждать ответа пришлось недолго.
Бибиков ответил собственноручным благодарственным письмом, в котором предписывал еще более усилить зоркость и во что бы то ни стало отыскать тайные нити, связывающие Самару со станцией Берды, с штаб-квартирой Пугачева.
Два имени фигурировали в этом донесении: злодейский атаман Арапов и его бургомистр Халевин.
Первое из них было известно уже всему Поволжью.
Арапов!
В ночь на рождество он без боя взял Самару со всеми деревнями, и сидевший в ней полковник Балахонцев едва успел третий раз покинуть свой пост, спасая денежный ящик, несколько человек команды и свою шкуру.
Про Ивана Халевина сведения были разноречивы и туманны. Однако не подлежало сомнению, что главным сподвижником Арапова был именно он.
Третье имя фигурировало только раз, в последней строчке донесения - это был пономарь Иван Семенов, сидевший под арестом почему-то в одной камере с Халевиным.
Арапов скрылся.
Халевин и Семенов сидели в тюрьме, Державин таскал их на допросы.
x x x
Оба они сидели в одной камере самарской тюрьмы.
Тюрьма была уже давно переполнена, заключенные сидели по сорок человек в одной камере.
Даже подвалы были набиты до отказу, однако эту камеру не уплотняли и арестантов из нее не трогали.
Один из арестантов - пономарь Иван Семенов, длинный и худой старик, с густыми рыжеватыми волосами, сидел на нарах и быстро раскладывал самодельные карты.
Карты врали.
Каждый раз они показывали по-иному; и пономарь, качая головой, смотрел на дорогу, - казенный разговор и неожиданное свидание.
Он не был доволен картами.
Вчера ему вдруг выпала нечаянная радость, и он решил про себя, что его непременно вызовут на допросы.
Но сколько потом он ни перекладывал колоду, ему все выпадали пики: дама пик, семерка пик и туз пик. Измена, разлука и удар.
Теперь он сидел на нарах и перекидывал карты в третий раз.
Его сосед по камере, широкоплечий черный гигант, с великолепными казачьими усами и всклокоченной дикой бородой, стоял около окна, смотрел, как пономарь борется со счастьем, и вполголоса рассказывал :
- "Ты лучше, говорит, сознайся сам, по чистой совести сознайся и открой, что ты против ее императорского величества замышлял. Ты не скрывайся, говорит, все равно мы о всем уже наведаны" - это он мне, Державин. "Коли так, - говорю, - что же, ваше благородие, меня пытать изволите?" - "А я, - говорит, - единственно твоего сознания хочу. Для твоего же облегчения. Ты - дурак, и этого не понимаешь". - "Не было, говорю, в сем деле моего начала и быть не могло, ибо я к злодеям исключительно по своему малодушию и глупости примкнул, в чем перед вашим благородием и винюсь", а он мне, Державин-то, и говорит...
Пономарь собрал колоду и стал ее тасовать, искоса поглядывая на рассказчика.
- Да, он мне и говорит: не губи себя, Иван. Эй, не губи. Я твоего живота не желаю. Мне, говорит, только нужно раскрыть всех тех душегубов, кои кровью человеческой питаются. Ты для меня ничего. Просто свидетель. Расскажи мне все - я тебя и отпущу, пожалуй.
- Как же, он отпустит, - усмехнулся пономарь. - Не для того он брал, чтобы отпускать.
- Вот, вот. Я ему и говорю.
Пономарь снова собрал карты, стасовал их и стал веером раскидывать по нарам. Справа легла шестерка, слева дама пик, посередине два туза. Пономарь задумался, соображая их значение.
- Опять выпадает дорога, - сказал он через некоторое время. - Измена, дорога и через нее нечаянная радость. Беспременно на допрос вызовут.
Рассказчик присвистнул и сплюнул на пол.
- Как же, дожидайся, вызовут, - сказал он протяжно. - Меня этак уже вторую неделю вызывают. Пустое все это занятие - на картах гадать.
