Для Анны Упениек наступила трудная пора. Иной раз приходилось пробрести чуть ли не десять километров. И при этом рассчитывать только на свои ноги, ибо пользоваться в дороге крестьянскими телегами никак нельзя, даже когда такая возможность представлялась. Крестьянину присуща плохая привычка — выспрашивать: кто ты, куда идешь, по какой надобности? Приехав домой или встретив соседа, расскажет, кого недавно подвез, куда тот в этакое бездорожье шел. Разумеется, Аннина поклажа — это или пряжа, или льняное волокно, и цель своего пути она смело назовет. Но на этом разговоры не прекратятся. А именно пересудов, болтовни товарищу Антонии следует опасаться больше всего. Их отголоски могут дойти до определенных ушей, ее могут выследить. И Анна бредет нетореными дорогами, пробирается сквозь снега, мысленно взвешивая, что она ответит, если спросят, куда она держит путь, если произойдет самое скверное.
Труднее всего попасть на восточную окраину волости — в деревню Пленциниеки, что в двенадцати километрах от Пурвиены. Туда ведет одна-единственная дорога, мимо лесника и усадьбы тестя волостного писаря. Зимой лесные тропы непроходимы, а на дороге, наезженной жителями деревни и лесорубами, попадаешься на глаза каждому, кто едет тебе навстречу или обгоняет тебя.
…Анна должна бывать в Пленциниеках каждую вторую неделю. Там в четырехлетней деревенской школе работает учитель Петерсон, обучает местную молодежь хоровым песням, ведет театральные репетиции и дает детям читать книги из своей библиотеки. Анна решила привлечь Петерсона к революционной борьбе. С учителем Анну познакомил представитель кружка с того берега Даугавы — Ауза, шепнув, что Петерсон не прочь почитать и «кое-что недозволенное», но активной работы избегает.
Каждую вторую неделю Анна направлялась по намеченной хвоей тропе через замерзшую Даугаву. К членам кружка Аузы, горячего парня с лесопилки. Под стать ему были и рабочие лесопилки, и лесорубы, которых собрал вокруг себя этот бывший воспитанник реального училища. Ячейка Аузы была самой боевой в подрайоне товарища Антонии. Аузовцы не довольствовались обычной агитацией, не ограничивались вовлечением трудового люда в дело революции. Им требовалось нечто необычное, нечто такое, что растревожило бы эксплуататоров, как камень, брошенный в осиное гнездо.
— Буржуи должны трепетать перед пролетариатом, — говорил Ауза, сжимая кулаки. — Должны помнить о его силе не только в кампании и революционные праздники. Почему, например, под Екабпилсом, у серпилсцев, почти постоянно пламенеют красные флаги? А мы почему должны зарываться в землю, как кроты?
Ауза всегда требует побольше агитационной литературы. Иногда Анна вынуждена рисковать и сама. Именно этими «гостинцами» аузовцы и производят больше всего фурора. Вот хотя бы недавно, в начале января, воззванием к призывникам…
— Кулаки у нас готовят вечера-проводы новобранцев, — объяснял Ауза свою потребность в листовках. — Танцульки с пивом, песнями и подарками призывникам. Так мы тоже вручим свои подарки. И заодно — по письмецу. Напишем: «Новобранец, из тебя хотят вымуштровать безропотного болвана, готового по приказу буржуев с оружием в руках выступить против своих братьев, родителей, воевать против первой в мире страны трудящихся — Советского Союза». Приготовьте нам такое письмецо!
Аузовцы ловко распространили воззвание. Вручили его новобранцам в конверте вместе с пучками мяты и комнатными цветами, когда новобранцы на пурвиенской станции грузились в вагоны для отправки в Даугавпилс.
Некоторые листовки тем же путем попали на место сбора новобранцев в уездном городе, и их прочитал не один десяток будущих солдат «свободной Латвии». После этого «Латыш», «Свободная земля» и другие реакционные газеты долго проклинали дерзких «московских агентов».
Посещая сельскохозяйственных рабочих Пурвиенской волости, Анна Упениек доходила чуть ли не до самой Ерсики. После арестов в прошлом году из их ячейки на воле остались лишь двое товарищей. В город они могли попасть только раз в три или четыре недели и только по воскресеньям. Но в окрестности Ерсики жил знакомый арестованной Пурене, через которого Анна поддерживала связь с этими парнями и передавала им нелегальную литературу. Проходили месяцы, а организатор этого подрайона Анна ни разу не могла встретиться сразу с обоими, хоть и ходила каждую неделю по дороге на Ерсику, пряча листовку в выемке палки или каблуке ботинка.
