Непосредственную угрозу представляли два обстоятельства.
Первое. Болтливость Хамитова давала милиции возможность его задержать. Хамитов – человек хоть и надёжный, но глупый. Опытный следователь сможет выжать из него всё, что тот знает.
Второе. В его команде предатель. И этот человек либо работает на Дублёра, либо сам является таковым. История с магнитофонной записью предоставила хороший шанс его вычислить. Круг лиц, которые могли записать разговор, ограничен. Запись, скорее всего, сделана с помощью бытового магнитофона, который находится в комнате отдыха. Возможность записи с использованием "жучка" маловероятна. В селе просто нет человека, который бы в этом деле что-то соображал, не говоря уже о том, что для подобной записи нужна специальная аппаратура. Был и ещё вариант – диктофон. Но воспользоваться им мог только человек, находившийся в сторожке. Посторонних там не было, значит, запись сделал кто-то из своих. Продавец Лизичев и грузчик Димка Кузнецов, отпадают. Первый сразу ушёл в магазин и в сторожку больше не заходил. Второй, получив свой первый аванс, отпросился домой и появился только под вечер.
Остаются пять человек, которые непосредственно сидели в комнате. Из этих пяти троих можно отбросить сразу. На себя они доносить не станут. Остаются двое – Иваньков и Топтыгин.
Иваньков – человек недалёкий. Все его интересы сводятся к тому, чтобы где-нибудь хорошо выпить да при этом ещё и закусить. Он не проходит мимо того, что плохо лежит. По этой причине у него никогда не было хороших отношений с милицией, но информатором вполне может быть.
Топтыгин – парень грамотный, развитый и скрытный. В сомнительных делах не замешан. Его так и не удалось скомпрометировать. Он бывший десантник, и у него свои представления о чести. Доверия вызывает меньше всего, но работу исполняет добросовестно, и придраться не к чему. Топтыгин мало чем интересуется помимо работы, но, вращаясь в среде болтливых коллег, мог узнать много лишнего и вполне способен работать на два фронта. Нужно будет в ближайшее время устроить этим двум проверку.
Сделав такой вывод, Краснов приступил к практическим действиям.
Участковому Ерохину тоже пришлось размышлять о предательстве. Он ехал из райцентра и вспоминал события, произошедшие в первой половине дня.
Рано утром, как и запланировал, поехал в районный ОВД. Ему предстояло убедить начальника в необходимости ареста Хамитова и Жаброва. Дело было не из лёгких. У Краснова на руках важнейший козырь – деньги. Правоохранительные органы на периферии по-прежнему оперативно и чётко работали в отношении обыкновенных граждан. Любой простолюдин, совершивший преступление, быстро получал положенный по закону срок и отправлялся всё в те же места, преподносимые нынешними идеологами как исключительное порождение прежней власти. Но вот в отношении людей, имевших большие деньги, у правосудия наблюдался сбой. Человек, обладающий этим "двигателем прогресса", мог оставить в дураках и милиционера, его задержавшего, и следователя, и даже всемогущего прокурора. Егор Ильич прекрасно это понимал и всё же надеялся на лучшее.
Однако день сложился неудачно. Едва он вошёл в здание ОВД, как его окликнул дежурный:
– Ерохин, на десять часов тебя вызывает начальник. Я уже звонил твоим, но ты уехал раньше.
Егор Ильич чисто формально поинтересовался:
– Зачем вызывает, не знаешь?
Дежурный пожал плечами:
– Понятия не имею. Но предупреждаю, он сильно не в духе. Ну, а у тебя как дела? Опять очередного алкоголика хоронишь?
Ерохин удивлённо поднял глаза:
– Какого алкоголика?
Теперь уже удивился дежурный:
– Как? Я думал ты в курсе. Парнов сообщил: ночью от отравления алкоголем умер какой-то Хамитов.
Ерохин был ошарашен. Основной подозреваемый, которого можно было раскрутить, уже ничего не расскажет. А из Жаброва вряд ли удастся что-то выжать. Надобность в разговоре с начальником отпала, но к десяти часам он, как было приказано, явился "на ковёр".
Как и предполагал участковый, общение с начальством обычным докладом о состоянии дел не ограничилось. После общих указаний Егору Ильичу пришлось выслушать ряд не совсем заслуженных упрёков. Начальник был в этой должности чуть больше года. Отношения с ним у Ерохина не сложились сразу. Участковый, прошедший армейскую школу, карьеристов и приспособленцев чуял за версту. Поэтому он предпочитал решать все вопросы с начальниками отделов, обращаясь к начальнику ОВД только в исключительных случаях.
