Но не вечно же быть такому. Умные на то и умные, чтоб в конце концов разгадать хитрость дураков. Близок час! Ах, как удивится, ах, как огорчится, ах, как растеряется дурак, когда увидит: в танцевальный зал входят великие… «Эйнштейн пришел! – воскликнет самая красивая и оттолкнет своего дурака. – Долгожданный Альберт, – скажет она, – разрешите пригласить вас на белый танец шейк… Ну, хотя бы на танго… Ах, не бойтесь наступить мне на ногу, мне совсем не больно, господин Теория-Относительности, мне это даже приятно, мсье Общая-Теория-Поля…»
«Дудки! – скажет Эйнштейн и больно-пребольно наступит ей на ногу. – Общей теорией поля я больше не занимаюсь. Свою долю тайн я уже открыл. Теперь открытиями пусть занимается вот этот, – и он ткнет пальцем в сторону того дурака, которого самая красивая оттолкнула. – А мы с вами потанцуем, попьем лимонада и пойдем, сами понимаете куда».
…Все эти рассуждения, между прочим, принадлежат не мне, это сам Верещагин высказался однажды в таком духе – во время перекура, в коридоре института, в кругу молодых коллег-приятелей на пятый, примерно, или шестой год проживания в Порелово. Юношеской фантастичностью он уже переболел, а небесный огонь призвания еще не поджег его души, это происходит лишь в зрелые годы. Оказавшись в пустом промежутке, он вдруг увидел, что жизнь весела и прекрасна, ну и захотелось ему объяснить приятелям, что поворачиваться к ней спиной – просто глупо.
«И где это ты насобачился так образно мыслить?» – спросили приятели. В принципе они были согласны с Верещагиным. Юношеская увлеченность у них тоже прошла, небесный же огонь страшен им не был – слишком сырыми создал Бог их души.
41
Ехал как-то однажды Верещагин с работы и разговорился в троллейбусе с двумя девушками – коренастыми, смешливыми, прыщавыми, восемнадцатилетними. Вместе сошли – выяснилось, что по дороге. У своего дома Верещагин сказал: «Хотите, приглашу в гости?», забавным ему показалось привести таких к себе. «А у вас магнитола есть?» – спросили обе разом.
Во, какие нынче девушки. Коренастые, прыщавые, а без магнитолы не хотят.
«У меня «Сони» есть», – ответил Верещагин. «Так бы сразу и сказали, что женатый», – возмутились девушки.
Даже в наше время некоторые представители молодого поколения имеют низкий культурный уровень, затрудняющий взаимопонимание.
42
И еще про троллейбус. Как-то увидел Верещагин на остановке троллейбус и помчался к нему во весь дух. Троллейбус вот-вот тронется, Верещагин не чает уже успеть, но успевает, слава богу. В последний момент вскакивает.
И тут вдруг начинает себя странно вести. Вместо того чтобы, отдуваясь, плюхнуться на сиденье, он продолжает бежать вперед – уже внутри троллейбуса, под общий, конечно, смех пассажиров. Недолго, разумеется, бежал: до кабины водителя, там вынужден был остановиться.
Смешное это поведение Верещагина объясняется тем, что он разогнался. Не только физически, но и душою. Когда человек долго бежит, он уже думает больше не о цели бега, а о самом беге. От этого много бед на земле происходит. И все лучшее – тоже от этого.
Кто долго бежал, тому жизнь начинает казаться бессмысленной, если уже не надо бежать.
Он уже едет с комфортом, но вдруг вскинется, встрепенется – порывается бежать. Однако недолго это состояние длится.
Так что только на мгновение пожелал Верещагин сгустка электричества в грудь.
43
«Магнитола – это дерьмо, – говорит Верещагин. – У меня японский кассетный магнитофон фирмы «Сони» на семьдесят два часа непрерывного звучания с диапазоном воспроизводимых частот от восемнадцати до двадцати трех тысяч герц при коэффициенте нелинейных искажений ноль целых две десятых процента».
Рот приоткрывается. Губы влажнеют. Обожающий взгляд прорывается к Верещагину сквозь прыщи.
Только в наш технический век интеллектуальное развитие достигло таких высот, что один человек способен полюбить другого за обладание приборчиком с коэффициентом нелинейных искажений в ноль целых две десятых процента.
44
А как же с идеей, родившейся под зубную боль? Ее Верещагин закопал. Глубоко, как когда-то на пляже красивую девочку.
