Проникнув в окружение анабаптистов и познакомившись с этой открытой женщиной, что пожирала ее глазами, она сделала гигантский шаг к раскрытию тайны.
— Удивляюсь, как это они тебя наняли всего на несколько дней, — заметила Рашель.
— Люди, которые меня принимали, показались мне очень доброжелательными. Я им объяснила свое положение.
— А какое у тебя положение?
Ивана затянулась сигаретой, прежде чем соврать:
— Ни работы, ни жилья, ни башлей.
Рашель сочувственно закивала, распрямилась, выгнула спину и откинула назад свою круглую головку с густыми волосами, забранными под чепчик. Потом схватила Ивану за левую руку, ту, в которой не было сигареты. Ивана вздрогнула: Рашель нарушила закон Обители — никаких физических контактов с «мирянами».
— Судя по твоим пальцам, у тебя маловато опыта, верно?
— Вообще никакого! — призналась Ивана. — Тем более здорово, что они меня наняли.
— Вот и еще одно благое деяние в наш актив!
— Да, вы не боитесь безнадежных случаев!
Они дружно прыснули со смеху, и Ивана поняла еще одно: когда Рашель смеялась, она словно раскрывала некую тайну. Ее лицо вспыхивало, утрачивая тяжкую серьезность. А смех обнажал белоснежные зубы, чуточку выступающие вперед, что и объясняло слегка выпяченные губы.
— Я прямо не знала, куда мне податься, — продолжала Ивана еще более унылым тоном, увлекшись собственной выдумкой. — Пробовала найти работу в кафешках своего квартала, но им обслуга не требовалась. Вот я и решила попытать счастья здесь.
— Но почему в этой сельской местности? Ты выглядишь скорее как городская девушка.
— А я и есть городская, родилась в Париже. Но для приезда сюда у меня была причина… личная причина.
— Какая же?
Ивана сделала вид, что колеблется. Но Рашель слегка подтолкнула ее локтем. Судя по всему, она и впрямь не боялась касаться этой пришелицы из внешнего мира.
— Парень… — шепнула славянка, прижав палец к губам.
Рашель снова улыбнулась, но на этот раз как-то смущенно. Видимо, Ивана зашла слишком далеко. Обе умолкли и продолжали курить, сидя рядышком; остальные уже потеряли к ним интерес. Иваной завладела какая-то томительная усталость, ей вдруг захотелось положить голову на плечо своей соседки и покемарить.
Впервые она потеряла бдительность. Прежде, даже притворяясь любезной, она была воплощением внимания и недоверия.
— Тебе скоро выходить, — шепнула Рашель. Ивана вздрогнула: оказывается, она и впрямь задремала, прижавшись к своей новой подруге. Девушка внимательно посмотрела на анабаптистку. Странное дело: за несколько минут Рашель удалось усыпить ее бдительность. Такое обаяние было почти… опасным.
— А вы сами где ночуете? — спросила она, протирая глаза.
— Южнее, в Диоцезе.
— Значит, вы сделали крюк, чтобы меня подвезти?
— Мы всегда рады оказать услугу, ты разве не заметила?
Ивану больше всего удивило, что никто из Посланников не постучал в кабину шофера с просьбой доставить ее на место.
В ночной тьме замаячили огни лагеря сезонников.
— Увидимся завтра, — тихо сказала Рашель.
— Спасибо, что подвезли.
В ответ анабаптистка сжала ее руку.
— А я думала, вам запрещено прикасаться к мирянам.
— Есть правила, и есть исключения. В такую минуту чувство симпатии, доверия позволяет и нарушить закон.
Эти слова смутили Ивану. Но еще больше ее смутило это лицо — невинное, простодушное — и трогающее душу. Сквозь выражение твердости на нем проступило что-то чистое, искреннее, выражавшее душевную незащищенность.
