" — Да уже его нет, он сослан в дальний монастырь.
— На долго ли, Ваше Величество? Царево сердце милостиво, будет очень просить, Вы его простите.
— Нет, больше не прощу, будьте спокойны".
А вот как протекала беседа со столыпинским заместителем:
" — Я пришел просить, Ваше Превосходительство, в случае побега Илиодора…
— Илиодор крепко засажен и убежать не может.
— Охотно верю, тем не менее, если бы он бежал, то я прошу…
— Повторяю Вам, он не убежит…
— Но если он убежит…
— Если товарищ министра, заведывающий полициею, говорит Вашему Превосходительству, что Илиодор не убежит, то он не убежит".
Как и следовало ожидать, товарищ министра ошибся. Илиодор пробыл в Новосиле несколько времени, а потом, обманув филеров (за что поплатился должностью начальник московского охранного отделения П.Заварзин), сбежал обратно в Царицын.
"8-го числа иеромонах Илиодор бежал из Флорищевой пустыни. По всей вероятности, он направляется в Царицын. Благоволите принять меры к недопущению его в город и выехать лично на место для устранения возможных недоразумений. За министра внутренних дел, генерал-лейтенант Курлов", — приводил в своих мемуарах телеграмму из Петербурга Стремоухов.
Окруженный своими приверженцами Илиодор заперся в монастыре, где, по воспоминаниям Стремоухова, произносил проповеди о том, что "Государь находится в руках жидо-масонов-министров, из которых самый опасный сам Столыпин, что министров следует драть розгами, а Столыпина обязательно по средам и пятницам, чтобы он помнил постные дни и чтобы выбить из него масонский дух".
"… не отпускал собравшийся народ ни днем, ни ночью, возбуждая его в духе только что упомянутой проповеди. Губернатору было приказано окружить монастырь полицейской стражей и не допускать дальнейшего притока народа, самого иеромонаха Илиодора не трогать и в церковь не входить, — писал в своих воспоминаниях Курлов. — Одновременно П.А. Столыпин обратился к обер-прокурору святейшего синода с просьбой, чтобы высшая духовная коллегия через посредство епископа Гермогена воздействовала на Илиодора.
И духовные меры не привели ни к какому результату!"
Курлов потребовал от Стремоухова послать на штурм монастыря полицию.
"Предлагаю к неуклонному и немедленному исполнению. Прикажите наряду полиции ночью войти в монастырь, схватить Илиодора. Заготовьте сани и шубу и по Волге отправьте его в Х."
"Неисполнимость приведенного распоряжения била в глаза, — вспоминал Стремоухов. — Как будто бы наряд полиции мог войти в монастырь и взять Илиодора, как барана. Ворота запирались на ночь. Везде были поставлены караулы, как в осажденной крепости, с дубинами и огнестрельным оружием. При малейшей тревоге вся собравшаяся в обители толпа всколыхнулась бы, как один человек. С колокольни забили бы в набат и много тысяч поклонников Илиодора, находившихся еще вне стен монастыря, потекли бы к месту происшествия, имея во главе епископа Гермогена со Святым Крестом в руках. Полиции в лучшем случае пришлось бы позорно ретироваться, а в худшем случае быть избитой или даже перебитой. Пришлось бы вызвать войска."
Стремоухов полагал, что Курлов (впоследствии ответственный за провальную охрану Столыпина в Киеве во время покушения на русского премьера 1 сентября 1911 года) действовал в данном случае не столько против Илиодора, сколько против Столыпина.
"К чему привело бы точное исполнение мною требования Курлова? К громадному скандалу. Кровавые события в Царицыне были бы на руку всем недоброжелателям Столыпина, и справа, и слева, и пользуясь ими, министру мог быть нанесен последний удар."
Независимо от того, прав или нет был губернатор в своих предположениях, ситуация казалось безвыходной.
" — Так передайте его императорскому величеству, самодержцу всероссийскому, что я в Новосиль не поеду, ибо знаю, что это — воля не его, а насильника Столыпина… Не уступлю ему, врагу Божьей церкви! Никогда не послушаюсь: ни царя, ни Синода…", — выкрикнул Илиодор флигель-адъютанту Государя А.Н. Мандрыке, посланному в Царицын для улаживания конфликта и уехавшему ни с чем. А в скандальную историю опять вмешался Распутин.
