Старик бодро отхлебнул пива, потому что в этот раз он очевидно убедил сына.
От тепла его руки немного отошли, бледное лицо приобрело цвет и вся его маленькая воздушная фигурка наконец расслабилась и свободно откинулась в кресле. Старик сейчас, уже к вечеру, проголодался. Во времена молодости они с женой любили заказать к пиву какой-нибудь горячей еды, но те времена давно прошли. Много лет, как он мог только выпить кружечку-другую пива. Когда-то, на день рождения жены, они ходили вдвоем в ресторан, но кто теперь ходит в ресторан?.. Они всегда пусты, да почти и нет в городе ресторанов... Жена умерла много лет назад, и старик сам воспитывал сына. Они прожили с сыном вдвоем всю жизнь, пока сын не уехал. Старик крутился на двух работах, а получал мало, ему всегда не хватало денег, он старался, только и думал о своем сыне, но видел его меньше, чем хотел, тяжело они жили... Но были с сыном вдвоем. Так думал старик, как будто только частью обращаясь к своему сыну, не впрямую, чтобы не обидеть его упреком за его отъезд. Он бы очень много рассказал сыну, он всегда говорит с ним, но все не наговорится... Ведь он не может пойти к чужим, потому что душу открыть нельзя, а о погоде он уже очень много говорил в своей жизни... Ему очень одиноко, ему хочется видеть сына, хочется поговорить с ним и просто чувствовать его рядом... Он очень устал. Он давно устал ждать своего сына и он никак с ним не наговорится...
Старик еще немножко отхлебнул пива, чтобы за его влагой не чувствовать влажных своих и прозрачных стариковых глаз. Он сидел тихо над своей кружкой и вскоре услышал звонкие голоса.
В круге яркого света перед окнами паба приостановилась компания, молодые люди переходили дорогу в паб напротив. Он назывался "Последний путь", там резвился молодняк и уже гремела музыка.
Недалеко от окна, где сидел старик, стояли девушки, еще совсем девчонки, с голыми плечами, руками, с огромными декольте, открывающими всю спину. Но платья на них были не длинные и плотные, а из тонкой шелковой ткани. На ногах чулочки и туфли на высоких каблуках. Дул ледяной ветер с мокрыми шлепками дождя в этот темный октябрьский вечер, и старик содрогнулся. У девчонок, которым так отчаянно хотелось лета, были тонкие ручки, худые бледные лица, такие прозрачные и белые, что они даже светились своей бледностью в темноте. Радостно вскрикивая, девчонки скрылись в глубинах паба, и оттуда сразу вынырнули две женщины постарше. Они тоже были на огромных каблуках и в очень коротеньких юбочках на полных ногах. Взбитые волосы с яркими пластмассовыми заколками. Старик не понимал, почему женщины в его городе в обычной жизни носили чудовищные бесформенные брюки и кофты, а для паба одевались как в районе красных фонарей.
Старик застеснялся разглядывать этих двух подруг. Они, покачиваясь, что-то делали у стены паба. Вдруг одна из них наклонилась, и ее начало выворачивать. Вторая толклась рядом и поддерживала первую. Старик отвернулся.
Он много раз видел у пабов блевотину прямо на дороге и всегда в понедельник поутру, он видел женщин и девушек за этим занятием, иных лежащих тут же на камнях, он знал, что в пабах принято напиваться методически, гнусно. Так было всегда и в его время тоже...
"Но все-таки есть разница, - думал старик. - Раньше женщины тоже пили, но все-таки с мужьями. Как-то поменьше получалось и было кому проводить домой... А теперь не принято жениться рано, пьют одни, блюют на улице и домой идут, шатаясь, на таких страшных каблуках... ведь и падают с них, наверное..." - жалел старик.
Он подумал, что надо бы поругать молодых, и даже подождал немного, как это у него получится. Но ему не ругалось. Потому что он сам, когда был молодым, ходил в паб за тем же самым. Старик чувствовал где-то здесь настоящую правду. Он знал, что он не осколок этой жизни. Конечно, появились новые машины, самолеты и даже ракеты. Но в жизни людей ничего не переменилось. И сами люди не переменились. Пусть летают ракеты, но молодые из паба напротив состарятся, будут пить теплое пиво в пабе с другими стариками, они будут жить в таком же доме, как и старик, и делать все то же самое, что делает он сам.
