Получалось так, что моя работа приносила радость мне и другим. Что могло быть лучше?
И еще — ощущение праздника.
Музыка звучит в праздник. И, наоборот, раз звучит музыка — значит, праздник. Значит, все открывают окна и смотрят, где играет музыка? У кого праздник? И мальчишки бегут за оркестром. Праздник…
А спорт?
Была ли в нем для меня такая же гармония? Когда я выигрывал, был праздник. И для меня, и для тех, кто болел за меня. А когда проигрывал? Может быть, я испугался?
Поражений?
Может быть, струсил? Ушел туда, где легче, где всегда играет музыка, а значит, всегда праздник. Но ведь музыка сама не звучит. Для этого нужно столько времени и труда. А голос…
Ну дал бог голос!
Ну разве я виноват в этом? Я же пою не для себя. Да, сначала кажется, что музыка — праздник, но наступит время, когда, выходя после репетиций из темного зала, мы не будем знать, что сейчас — утро или вечер. Так сразу с этим не разобраться…
Я взял другую тональность. На тон выше. И другое измерение. Я жил в нем, передвигался — пешком, на троллейбусе, на самолете…
…С кассиршей разговаривал я. Она узнала меня. Мы с ней существовали в одном измерении. Конечно, она бывает у нас на танцах и для нас попытается что-то сделать. Вот. Последние два билета. Вылет через сорок минут. Сорок минут о музыке, о ее глазах. Мы и не думали льстить, у нее действительно красивые глаза. В субботу без пятнадцати семь у главного входа.
Конечно, не забуду.
А вот самолет для меня все-таки из прошлого…
…Я лечу на сборы, на соревнования. Рядом ребята из команды. Все ухаживают за стюардессой, все шутят и все одинаково. Во рту тает карамелька.
И опять Люда.
Она всегда меня встречала, хотя я этого не любил. Ни проводов, ни встреч. Сам улетел, сам вернулся, как будто вышел покурить. Покурил — вернулся. Но она всегда меня встречала. Ребята шли мимо. Все шутили, и опять все одинаково. Потом мы ехали к ней. На троллейбусе. Чтобы подольше быть в пути. Чтобы с каждой остановкой понимать, как долго мы не виделись. Почему я опять вспомнил о Люде?..
Илюша смотрел на город. Мы приземлялись. Нас никто не встречал. Мне это понравилось. Город я знал. Когда-то был здесь на сборах. Жил целый месяц. Один в спортивной гостинице. Тогда нас было двое в одном весе. Не только на сборах, на соревнованиях нас тоже выставляли обоих. Я болтался по городу один. Пальто, шапка и тренировочные штаны. Все собирались в его номере. Играли в триньку, покуривали. В общем, слегка нарушали режим. Просто так, для бравады. Почти все. Когда мы боролись, болели за него.
Почти все.
А за кого я сейчас болею? За себя в спортивных штанах, бродившего по этому городу и не знавшего, что здесь есть ресторан «Столичный», или за себя сегодняшнего, входящего в этот ресторан?
Мы поднимались в зал.
— Для них — мы работаем в кабаке, — шепнул мне Илик, когда мы подошли к эстраде.
Знакомство прошло в теплой и дружеской обстановке.
— А как бы нам увидеть Славика? — спросил Илюша, одним взглядом оценив общую стоимость стоящей на сцене аппаратуры.
После церемонии знакомства договаривающиеся стороны перешли к делу.
— Значит, так. Вам нужна фирма? То, что у меня высший класс, — головой ручаюсь. Цена за все смешная — семьсот пятьдесят. Если вас устраивает, моей «мамочке» скажете, что берете за пятьсот пятьдесят, а две сотни отстегнете мне у такси, после погрузки. Лады?
— Лады! Но хотелось бы взглянуть на товар…
— А это ваше право. Поехали!
Дома нас встречала «мамочка» Славика.
— Вот, мамочка, приехали ребята за «Импульсом».
— За «Импульсом»? — Жена изменилась прямо на глазах.
— Начинается, — шепнул мне Илюша.
— И за сколько ты отдаешь наше сокровище ирод? Два золотых зуба блеснули в углах рта..
— Ну, мамочка, ты же сама знаешь, за пять и пять.
Славик выкатил аппарат.
Деньги считала «мамочка». И с каждой отложенной десяткой сглаживались подбородок и нос, и блеск глаз стал совсем другой, только оставались они по-прежнему разного цвета.
— Видите с кем жить приходится, — сказал Славик, получая обещанные две сотни у такси.
Снова аэропорт. Только здесь нас в лицо не узнают. Нам сразу не повезло. Билетов не было, Илик лег спать, положив голову на усилитель, а я встал у кассы, не сводя преданных глаз с кассира. Я чувствовал, как у меня растет щетина. Хотелось побриться. Надежды на то, что мы улетим, не было.
