Они же все несчастны, Рома, и считают своё состояние нормальным и хорошим. Благополучие вместо счастья. Но это бы полбеды. Ладно, хочешь быть несчастным — будь им. Но они и других недозрелых стараются направить на свой путь. Да, и людей. И они жестоки и безжалостны. Они всем чужие — и нам, и вам, и друг другу, и каждый сам себе. А сколько трудов наших они загубили!
А папа говорит: по крайней мере, иногда мы с ними работаем в одном направлении. Вот ядерную войну предотвратили же. Этого и им не надо.
Хватит о них. Не хочу. И тебе лишнего наговаривать не хочу, да и права не имею. Этими… существами у нас занимается служба внешней безопасности. Всё, тема закрыта!
Я уже жалел, что затронул эту тему. Чтобы утешить её, осторожно, но крепко обнял. Она медленно оттаивала, в глазах снова заплясали искорки веселья.
— Ладно, любопытство не порок. Давай спать.
Я вздохнул. Как скоро! Увидимся ли мы завтра?
— Нет, Рома, завтра никак, работа. Но ты не расстраивайся. Я до утра здесь буду.
— Чего?
Я в замешательстве хлопал глазами. Я не ослышался? Мы будем спать вместе?
В её глазах бесился смех.
— Ты не очень интересовался моими половыми органами, и это даёт мне некоторую надежду. Скажи, я не буду истерзана диким зверем?
Вот до чего, оказывается, бесстыдными бывают ангелочки. Сроду бы не подумал!
* * *
Костёр угас, и только россыпь углей ещё рдела, точно россыпь сказочных рубинов.
Я лежал на спине и плавился от счастья. На моей груди тихонько посапывала Ирочка, и я боялся пошевелиться.
…Когда стали устраиваться на ночлег, я не знал, как себя вести. Это что же, мы полезем оба в спальный мешок? Или я на матрасе, а она в мешке? Или она хочет спать на голой земле, нагишом?!
Но Ирочка и тут взяла командование в свои руки. Она попросила, чтобы я лёг одетым поверх надувного матраса и спальника, и когда я улёгся, спокойно и естественно расположилась на мне. Крылья слегка распустились, укрыв нас обоих. Сразу стало тепло и уютно.
Я не боялся теперь ничего. На моей груди спало моё любимое существо, единственное во всей Вселенной.
Ирочка вздохнула, повозилась, устраиваясь на мне поудобнее. Тонкая рука обвила меня за шею. Я осторожно обнял её обеими руками, под крыльями. Она не возражала. Какое всё-таки горячее тело. Она не заболела? А какая вообще температура у них в норме? Может, я слишком холодный для неё? А если её комары закусают? Голая же!
Она смешливо фыркнула, уже засыпая.
— Комаров здесь нет — дед постарался. И я не заболела. Нормальная температура по-вашему тридцать семь и пять. И ты завтра легко её достигнешь. Если вздумаешь сползти с матраса. Да спи уже!
* * *
Солнечный свет проникал прямо в голову, собираясь в мозгу в упругий, тёплый, пушистый шар. Под веками плавали размытые цветные пятна — красные, зелёные, жёлтые, они сходились и переплетались. И наплывал со всех сторон мягкий, настойчивый шёпот.
— Откройся…
Кто это? Почему?
— Откройся… ты можешь…
Тёплый шар медленно, осторожно перекатывался в голове.
— Откройся… пора…
Взрыв в голове! Я разом проснулся.
Ирочка полулежала на мне, как на диване, зажав мою голову твёрдыми ладошками, и смотрела мне прямо в глаза. Лицо блестело от пота, нижняя губка закушена, и бровки были выгнуты. Её била мелкая, нервная дрожь. А глаза прожигали насквозь неистовым сиянием.
«Отвечай! Ты слышишь!»
— Что отвечать? — тупо спросил я. И только тут понял, что она не произнесла ни слова.
Бровки расслабились, и она в изнеможении упала на меня.
— Получилось…
Ирочка вдруг вскочила и закружилась, крылья развернулись и подняли настоящий вихрь.
— Я сумела! Сама! И ты смог! Сам!
Я спросонья ошалело озирался. Рассвет еле пробирался сквозь верхушки деревьев, и в лесу плавал густой туман, заполняя маленькую поляну, как стакан молоком. Откуда же такой свет?
Понимание пришло разом. Это что, я теперь телепат? Мысли могу читать?
В мозгу внезапно возник образ дедули, прислонившего к оттопыренному уху ладонь: «Ась?».
— Вот ты какой ещё телепат. Но начало есть. Дальше мама поможет. Теперь уже не откажет.
* * *
— Ты как хочешь, а я полетела купаться!
Я беспомощно смотрел на неё.
— Я не умею летать.
