Демонолог - страница 84
Звуки теперь слышно более отчетливо. Я останавливаюсь в нескольких шагах от грузовичка. Кряканье, стоны, тяжелое дыхание. Приглушенные, полупридушенные вскрики. Как будто голодные хищники сцепились из-за последнего куска мяса только что убитой жертвы.
Те, что внутри, моего прихода не заметили. Что позволяет мне неслышно приблизиться и заглянуть внутрь сквозь полуопущенное стекло пассажирской дверцы.
Мужчина и женщина. Мужчина старше ее, судя по его полосатой рубашке, застегнутой на все пуговицы сверху донизу, и штанам цвета хаки, обтянувшим колени. Волосы у него с сильной проседью, нуждаются в стрижке, непослушные кудри бьются сзади о его шею. Под ним видны только бледные руки женщины и клок медно-красных волос на сиденье. Ее руки, все покрытые веснушками, держат его за спину – то ли от боли, то ли сопротивляясь и отталкивая, то ли притягивая к себе.
Сперва невозможно даже понять, что там происходит. Звуки, которые издают эти люди, теперь доходят до визгливого воя – так орут гиены. Бессмысленные и яростные звуки. Я ошибся, когда подумал, что слышал какие-то слова или команды. Нет никаких слов, нет вообще ничего, похожего на человеческую речь. Просто два тела, слившиеся в мучительной агонии.
Я подхожу ближе, кладу руки на край полуопущенного стекла. Надо что-то делать. Просто болтаться тут – значит стать соучастником преступления. Или половым извращенцем, вуайеристом, любителем подглядывать.
Но в тот момент, когда я открываю рот и собираюсь заговорить, я узнаю их.
– Эй!
При звуке моего голоса они замирают на месте. Такое впечатление, что они только этого и ждали. Это не завершение полового акта, потому что никакой акт для них более невозможен. Они мертвы. И оказались здесь исключительно для меня.
Голова мужчины поворачивается ко мне, причем остальное его тело не двигается. На его лоснящемся от пота лице улыбка триумфатора.
– Бедный Дэвид! – говорит мне Уилл Джангер. – Ты что же, не можешь даже оттрахать эту больную сучку, которая таскается вместе с тобой?
Мне хочется отпрянуть назад, но руки отказываются отрываться от стекла. Мне придется стоять здесь так долго, как потребуется, чтобы услышать то, что мне нужно услышать.
Но следующие слова произносят не пепельно-бледные губы Уилла Джангера, а девушка, которая высовывает голову из-под него. Та самая попутчица. Тряпичная кукла.
– А ты живи до времени, блаженная чета, – говорит она. И демонстрирует мне свои почерневшие у корней зубы.
Теперь я отклеиваюсь от дверцы. И готов бежать прочь. Но тут мужчина, который только что был Уиллом Джангером, начинает меняться, и я остаюсь на месте, чтобы видеть, во что он превращается. Почти незаметная перемена черт его лица, которая не полностью превращает его во что-то другое, но тем не менее обнажает нечто, сидящее у него внутри.
– Кто ты?
Безымянное отвечает тем же голосом и тоном якобы интеллигентного человека, которым оно вещало и раньше. Слова четко сформированы, но они ломкие и острые, как бритва, жесткие, как щетина, неживые.
Я начинаю отступать. Но рука Безымянного дотягивается до меня и хватается за мою кисть. При этом прикосновении руку пронзает режущая боль, она проходит сквозь тело, как электрический разряд, у меня от нее кружится голова, она подобна волне дистиллированного мучения. Я мельком чувствую, как огромна его потеря, и это удерживает меня сильнее, чем его сила.
Оно произносит те же слова, которые говорил Уилл Джангер, и точно тем же тоном, какой я слышал от него в последний раз, когда мы встретились на ступенях перед библиотекой теплым весенним днем в конце семестра.
А денек-то нынче жаркий будет.
И через это прикосновение оно показывает мне Тэсс.
Реальный мир – остальная площадка для отдыха, заросшая травой зона для пикников, рощица тополей, чистое небо, – все это меркнет, погружается в темноту, словно сцену закрыли задвинувшимся бархатным занавесом. Потом из этого мрака выступает вперед какая-то фигура. Руки ее вытянуты вперед, они нащупывают дорогу. И готовы отразить нападение.
– Тэсс!
Мой вопль исходит откуда-то издалека, за тысячу миль отсюда. Но она его слышит. Слышит и бежит…
