– Да, что-нибудь в этом роде. Демон не может появиться на телевидении и выступить от собственного имени с изложением собственной точки зрения, но и Господь тоже не может. Или, по крайней мере, ни один из них, насколько нам известно, пока что не пошел этим путем.
– Значит, оно рассматривает меня в качестве потенциального представителя.
– А почему бы и нет? Ты занимаешь определенное положение в обществе. Профессор Колумбийского университета, специализируешься как раз в этой области. Умный малый. Никаких связей с правительством, никаких намеков на личную выгоду. Я бы тоже тебя выбрала.
Тут я рассказываю О’Брайен о профессоре Марко Ианно, о личности того, кто сидел в кресле в Венеции. О человеке, во многом похожем на меня.
– Может быть, он считался кандидатом для выполнения того же задания, – подводит итог моя подруга.
– Безымянное что-то у него отняло – может, дочь, жену или любовницу, и он, как и я, бросился за ними в погоню. Но в конечном итоге он свое дело не сделал.
– Или же это предприятие оказалось ему не по силам.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Может быть, все это – появление призраков, следования знакам и знамениям, этот некто, который за тобой гоняется, – может, это просто тест. Испытание. Чтоб убедиться, что ты способен на нечто подобное.
– Согласно Ветхому Завету, дьявол выступает в роли испытателя людской веры, – говорю я. – В роли типа сержанта военной полиции при Отце Небесном.
– Как в Книге Иова.
– Это наиболее значимый пример, да. Добрый человек, праведник, на которого валятся бесконечные беды, утраты и прочие несчастья, чтобы проверить, может ли он их выдержать и, выдержав, доказать свою любовь к Господу.
– Чрезвычайно сильное испытание для этой любви.
– Суть всех этих историй на самом деле вовсе не в том, какие испытания сваливаются на Иова или на кого-то еще. Дело даже не столько в проверке силы их веры. С точки зрения демонологии это рассказ о том, как Сатане преподается очередной урок. Дьяволу, а не человеку.
– И в чем этот урок заключается?
– А в том, что человек может превозмочь зло с помощью любви, а вовсе не чего-то сверхъестественного.
– О’кей. Значит, ты – современный Иов.
– За исключением того, что в данном случае мои испытания – это отнюдь не «проказа лютая» и не потеря волов и верблюдов. Это проверка, пойду ли я до конца, чтобы найти Тэсс, не сломаюсь ли по пути.
– И как, по-твоему, это должно происходить?
– Тело слабо…
– … но дух силен.
– Нет, так далеко я заходить не стану. Но все равно это будет суровое испытание. И именно это мне и требуется.
Еще через полчаса или около того утренний кофе произвел свое магическое действие, и нам обоим потребовалось срочно справить малую нужду. Мы заезжаем на первую попавшуюся площадку для отдыха, где имеется бетонное здание с буквами «М» и «Ж», поставленное посреди тополиной рощицы. Я заканчиваю свои дела раньше О’Брайен и теперь стою, жду, когда она выйдет, готовый сменить ее за рулем. Неожиданно до меня доносятся отдаленные звуки какой-то возни. Глухой удар тела о закаленное стекло. Яростные мужские команды шепотом. Приглушенные женские вскрики.
Стоянка здесь узкая и длинная, извивающаяся, как змея, асфальтовая полоска ненавязчиво теряется между деревьями. Здесь очень трудно определить, откуда доносятся эти звуки, слева или справа. И меня влечет за здание туалета, туда, где парковка уходит в заросли кустарника и кончается безлюдной полянкой, уставленной столиками для пикников, скорее, интуитивное ощущение, чем логическое суждение. Там стоит припаркованный одинокий пикап «Додж», и именно в нем все и происходит.
Пока я пробегаю те пятьдесят ярдов, что отделяют меня от этого грузовичка, во мне борются желание проигнорировать услышанное и стремление оказать кому-то помощь. Что бы там ни происходило, внутри этого «Доджа», оно имеет все шансы оказаться каким-нибудь уголовным преступлением. А об уголовных преступлениях следует сообщать властям, потом делать заявление для полиции, потом подвергаться допросам… Преступления могут надолго нас задержать.
Но, несмотря на все эти мысли, я не колеблюсь. На кого-то напали. Кого-то пытаются
