Ни один из нас не произнес при этом ни слова. Мы просто вернулись через некоторое время в палатку и снова заснули. А утром проснулись в обычное время. Поглядели друг на друга и начали смеяться. Не о чем-то и не по какому-то конкретному поводу. Не из-за каких-то невысказанных, но одинаковых мыслей. Просто мы вдвоем встретили зарю и испытали внезапное чувство благодарности за это потрясающее зрелище.
И сейчас это воспоминание чуть не лишает меня дыхания, не дает мне унять дрожь в руках, трясущихся на руле. Я хорошо помню, что в тот момент, пока он еще не прошел, у меня возникла четкая и ясная мысль: вот именно тогда ты был самым счастливым человеком на свете, таким счастливым, каким не был никогда.
Так оно и было.
И остается.
За час до приезда в Уичиту, штат Канзас, я останавливаюсь на заправочной станции и захожу в телефонную будку, где воняет горчицей и общественным туалетом.
– Ты бы сейчас посмотрел на меня, – говорит мне О’Брайен, когда берет трубку. – Сижу у телефона как девочка-тинейджер, которую не пригласили на свидание.
– А ты придешь ко мне на свидание, Элейн?
– И не мечтай. Я тебя никогда не прощу.
– Почему это?
– Ты мне так и не позвонил, Нимрод[34] несчастный.
– Давненько меня не называли этим именем.
– Правда? Тогда надо наверстать упущенное. Где ты, Нимрод?
– В Канзасе.
– Где именно в Канзасе?
– Недалеко от Уичиты. Наверное, останусь тут на ночь. Только что проехал биллборд, приглашающий всех в «Шотландский трактир». И я решил проверить, как у них готовят хаггис[35].
– Так. Хаггис в Канзасе.
– Произнеси это три раза подряд. И быстро.
– Как прошел твой визит в Северную Дакоту?
Отлично, надо полагать. Побеседовал с демоном в облике мертвой старушки, а затем с призраком ее сестры-близняшки. Был первым, кто обнаружил их останки после не призрачного, а вполне реального убийства и самоубийства, после чего сбежал, не уведомив об этом власти. Да, а еще за мной гоняется наемный убийца, киллер – или что-то в этом роде, – потому что он думает, что у меня есть улики, неопровержимо свидетельствующие о существовании демонов. И это действительно так, они у меня есть.
– Очень странно. Таинственно и непонятно.
– Что-нибудь новое… тебе открылось?
– Думаю, да.
– Типа чего?
Типа того, что демону, которого я пытаюсь найти, я нужен в качестве свидетеля его влияния на дела человеческие. Я нужен ему в качестве апостола.
– Не уверен, что ты поймешь.
– А ты попробуй объяснить.
– Мне кажется, что Тэсс пытается добраться, дотянуться до меня точно так же, как я пытаюсь добраться до нее.
– О’кей. И это хорошо, не так ли?
– Если не считать того, что я не могу до нее дотянуться.
Наступает молчание, пока мы оба пытаемся осознать смысл этого.
– Что-нибудь еще? – в конце концов спрашивает Элейн.
– Думаю, мне было продемонстрировано, как действует эта сущность, то есть Безымянное. Оно высматривает дверь, путь, чтобы проникнуть тебе в сердце. С помощью чувства грусти. Печали. Ревности. Меланхолии. Находит такую открытую дверь и входит внутрь.
– Демоны обычно нападают на слабых.
– Или на тех, кто просит помощи, не обращая внимания на то, кто ее предлагает.
– И что потом?
– Оно ломает стену между тем, что ты, как тебе кажется, способен сделать, и тем, чего ты не сделаешь никогда.
– Ты понимаешь, что только что описал ситуацию, в которой сам оказался, так ведь?
– Как ты догадалась?
– Человек в горе. Он делает то, чего при обычных условиях никогда бы делать не стал.
– Это не совсем подходит к моему случаю.
– И разница в том…
– Безымянное не стремится обладать мной. Оно хочет, чтобы я – или по крайней мере лучшая часть меня – оставался самим собой.
– С какой целью?
– Этого я пока что до конца не знаю.
– Ладно, – произносит О’Брайен с хорошо слышимым вздохом, больше похожим на глоток.
– Есть и еще кое-что.
– Выкладывай.
– Я оказался прав.
– В чем?
– Во всем. Я теперь даже более чем уверен, что, хотя происходящее вокруг меня – это сплошное безумие, сам я отнюдь не безумен.
– Иллюзии и галлюцинации вовсе не означают, что ты безумен.
– Может, и не означают. Но я-то думал, что уже сошел с ума! До сего момента. – Я перевожу дыхание. При этом на меня наваливается жуткая усталость. Она проникает до самых костей, так что приходится упереться рукой в стекло будки, чтобы сохранить равновесие. – И теперь я совсем не знаю, куда мне следует ехать.
