– У вас тоже кто-то пропал?
– Да.
– Кто-то из близких.
– Моя дочь.
– О боже!
– Именно поэтому я и приехал к вам в такую даль и без приглашения и вот стою у вас перед дверью.
Хозяйка широко распахивает сетчатую дверь.
– Считайте, что вы уже приглашены, – говорит она.
Кухня большая и прохладная, с мясницкой колодой посредине, используемой, вероятно, как для приготовления пищи, так и в качестве стола. Древний холодильник «Фриджидэр», вздыхающий и ухающий в углу. Эмалированные раковины – рядышком одна с другой. Паутина, прилагающая все усилия, чтобы перекрыть свет, проникающий в окно. Все это вместе составляет чистенькую, музейного вида дакотскую фермерскую кухоньку. Греющее душу место, если не считать бирюзового цвета стен. Цвета меланхолии. Горя, печали.
Я останавливаюсь возле стола, а старая женщина, шаркая, проходит мимо и садится на место, где сидела, когда я к ней постучался. Во всяком случае, так я думаю, замечая одинокую кофейную чашку возле ее рук. Но заглянув в эту чашку, я вижу, что она не только пустая, но и чистая, словно ее только что сняли с полки в качестве забавы или чтобы прижать ею что-нибудь.
– Пола Рейес, – говорит она, протягивая мне руку. И только когда я пожимаю ее, до меня доходит смысл произнесенного имени.
– Пола? Я думал, вы пропали.
– Пропала. А теперь нашлась, не так ли?
– Что с вами произошло?
Она проводит пальцем по краю чашки.
– Я толком и не знаю. Удивительно, правда? – говорит она и сопровождает это коротким смешком. – Наверное, стукнулась обо что-то головой или еще что-нибудь. Старухи, они такие, вечно впросак попадают! Все, что я помню, это то, что вошла нынче утром в эту дверь, отворив сетку, а Делия сидит прямо вот на этом месте, где сейчас вы, и пьет кофе вот из этой самой чашки, а потом мы обнимаемся, и Делия готовит мне яичницу, словно ничего между нами и не произошло.
– Это чашка Делии?
– Ага.
– Она пустая.
– Она все выпила.
– Но на вид она совершенно чистая.
Старуха заглядывает на дно чашки, потом поднимает взгляд обратно на меня.
– Да, чистая, – говорит она.
– С вами все в порядке?
Кажется, она не слышит вопроса.
– У вас есть сестра, мистер Аллман? – спрашивает Пола.
– Нет. Хотя у меня был брат. Когда я был маленький.
– Ну, тогда вы должны знать, какое место близкие люди занимают в сердце человека. Такое так просто из памяти не сотрешь, так ведь? – Женщина качает головой. – Голос крови.
При упоминании о крови я замечаю – в первый раз – пятна на самом верхнем из надетых на нее свитеров. Точнее, это не свитер, а кардиган с выпирающими карманами. И на нем много мелких пятнышек вокруг живота. А еще к нему прилипли крошки земли, грязь с поля. На всей одежде этой женщины тут и там грязные пятна и мазки, и под ногтями у нее грязь.
– Это что?
Она опускает взгляд. Стирает с кардигана кровь и грязь тыльной стороной ладони.
– Не знаю даже, как это туда попало, сказать по правде, – говорит мисс Рейес, хотя в ее голосе слышится что-то, что можно принять за дрожь неуверенности. – Но когда работаешь в поле, на ферме, быстро перестаешь удивляться, что на тебя попадает грязь и все такое прочее.
– Такое впечатление, что в последнее время тут не производилось никаких особых работ.
Хозяйка поднимает на меня глаза, и из них тут же исчезает всякая теплота и дружелюбие:
– Вы считаете, что мы с сестрой ленивые?
– Я просто неудачно выразился. Простите.
– Я не занимаюсь прощениями, мистер Аллман. Это не мой бизнес, – говорит она, вдруг снова улыбнувшись. – Но если хотите получить его, становитесь на колени.
Не могу понять, серьезно старуха говорит это или нет. Какое-то жесткое выражение прячется за ее улыбкой, и оно заставляет предполагать, что последняя фраза – вовсе не шутка, но приказание. У меня нет иного выбора, кроме как притвориться, что я ничего не заметил.
– Те голоса, что вы слышали, – говорю я. – Те, которые приглашали вас вниз, в подвал…
– Да-да?
– Что они говорили?
Она обдумывает мой вопрос. Чешет голову, ищет что-то как бы в отдаленном прошлом, словно я спросил у нее имя мальчика, который сидел рядом с ней в детском садике.
– Вот какая странная вещь, – наконец произносит Пола. – Хотя я отлично помню, что это были слова, я не могу вспомнить, что они значили. Это вроде как такое
