– Чтобы увезти ваши трупы.
– А я-то думал, что это идеальное местечко, чтобы прямо здесь спрятать парочку трупов.
– Погребение – не тот способ, который мне требуется, – говорит Бэрон, качая головой, как будто разочарованный и недовольный тем, что люди совершают такую ошибку. – И знаешь, что еще? Мне здесь не нравится.
Преследователь переносит на берег и вторую ногу и выпрямляется. Тут я впервые замечаю кровь у него на пиджаке. Не капли крови, брызнувшие на него, когда он порезал О’Брайен – хотя их тоже очень много на его одежде, – а кровь из жуткой раны у него на боку, прямо над бедром. Овальное кровавое пятно, расползающееся по ткани.
Он прослеживает мой взгляд. Кивает на эту дыру у себя в теле, словно это ничтожная проблема, которой он может заняться и позже. Например, воспользоваться услугами химчистки: там с ней моментально разделаются.
– Твоя подруга здорово сопротивлялась, хотя и больная, – поясняет он.
– Тебе нравится убивать женщин?
– Дело вовсе не в том, что мне нравится и что не нравится.
– Твои наниматели, – говорю я, – чего они боятся?
– Им не нужно оправдывать передо мной свои решения.
– А ты сам догадайся.
– Я бы сказал, что ты слишком близко к чему-то подошел, – говорит Преследователь и взбирается чуть выше. Он еще стоит ниже меня, но за один шаг сумел преодолеть половину разделяющего нас расстояния.
– Разве Церковь не одобрит что-нибудь вроде публичного просмотра документа? – говорю я, а мысли у меня крутятся, и мозги напрягаются, выискивая выход из этого положения, безуспешно пытаясь придумать план бегства. – Один только фактор паники может принести ей несколько миллионов новообращенных.
– Они не занимаются таким бизнесом, не возятся с переменой верований. Они заняты сохранением того, чем уже обладают. Сохранением равновесия. Если оно не нарушается само, нужно не дать какому-нибудь безмозглому говнюку его нарушить. Вот такое дело.
– Дело, в котором ты рад оказать им содействие.
– Я наемник, – говорит мой противник устало, и это, кажется, удивляет его самого. – Я такие дела не раз проделывал.
– Убийца, нанятый Церковью. Этот факт хоть когда-нибудь тревожил совесть мальчика-посыльного из «Астории»?
– Ты католик, Дэвид?
– Мои родители были католиками. Но только по названию.
– И все же. Ты знаешь, что это такое – иметь священный сан?
– Не убий.
– Самое часто встречающееся исключение из правил. Однако, постой, ты ведь у нас настоящий эксперт, верно?
Смех Джорджа сейчас вполне искренний, настоящий, он обрывается только от жгучей боли у него в боку, которая сгибает его пополам. Но через секунду он снова выпрямляется.
– Ты можешь им сказать, что я сбежал, – говорю я.
Ничто в выражении лица моего собеседника не показывает, что он это услышал. Он делает еще один скользящий шаг ближе ко мне. И еще один.
Преследователь ожидает, что я побегу. Его руки чуть отставлены в стороны, а колени согнуты, он готов сделать прыжок, когда я брошусь вверх по склону. Но, видимо, мой враг рассчитывает, что навалится на меня еще до того, как я сделаю первый шаг.
Поэтому он поражен, когда я бросаюсь на него.
Бросаюсь, даже не думая о ноже. Не думая ни о чем, кроме быстроты движений. И я достаю его, прежде чем его натренированная реакция получает малейший шанс наподдать мне ногой.
Это почти срабатывает. Я толкаю Бэрона, мои ладони врезаются ему в грудь, когда он поднимает руку с ножом, так что он промахивается, и клинок проходит надо мной, не задев меня. Он лишь пропарывает мне рубашку, проводит по ней красную черту от плеча до плеча.
Но Преследователь снова поднимает руку с ножом – не колеблясь, в отличие от меня, делающего паузу в четверть секунды, отвлекающегося на ненужные, бесполезные мысли. Я снова пихаю его. Это не более чем легкий толчок, просто скользящий контакт, какой мы нередко получаем от попутчиков в метро в час пик. Но его оказывается достаточно, чтобы мой противник слегка отступил назад, одной ногой нащупывая более прочную опору позади. Нога сталкивает ком дерна и соскальзывает еще дальше, а я снова набрасываюсь на него.
Мы падаем оба. Неуклюжее объятие, из которого ни один из нас не может выпустить другого. Я оказываюсь на Бэроне, а он подо мной. Так мы и продолжаем скользить вниз, пока не падаем в воду.
