— А? Чего? Чего вякнул-то?
— Глянь-ка, сапоги какие справные!
— И рубаха железная!
— Эй, парень, кто тебя рвал? Косолапый, чай?
— Ты с «девятки», аль с «шестерки»? С шестого городка, что ль? Тебя спрашивают!
— Я из Петербурга, — терпеливо повторил мужик. — Проводите меня к травнику.
Его словно не слышали.
— Где урода подобрал? — распотешились добры молодцы. Сытые, распаренные, вылезли поразмяться по утреннему холодку. Хоть какое-то развлечение наметилось, все не давить вшей! Вокруг города дикарей давно не видали, колдуны почти всех к себе в тяготу перетаскали, обороняться стало не от кого, разве что волков бить.
Теперь Бродяга лучше рассмотрел спутника царя. Он слышал, что в марях обитают уродцы, но впервые встретил такого живьем. Охотники рассказывали о десятках мелких племен, о людях, которые плодились быстрей кроликов, но с той же скоростью умирали, и потому не успевали осилить никакую науку. Кожа у несчастного отливала голубым, сосуды змеились среди влажных прыщей и редкого седого волоса. Широченная борода лопатой закрывала половину разбойничьей рожи, глаза торчали, как у рыбины, а узловатые ручищи едва не волочились по земле. Бродяга вспомнил виданную когда-то картинку, еще в эпоху действующих телевизоров показывали облученных обезьян.
Спутник русского царя явно пострадал от чего-то похожего. Бродяга внутренне расслабился. Смерти уродца недолго ждать, не выдюжит сердечко при таком ритме, сорвется…
— Эй, мужик, покажь, что в мешке? — попытался кто-то залихватски пнуть мешок, свободно висящий на плече царя, да, к потехе остальных, промахнулся, плюхнулся задницей в бурьян.
Вскочил красный, оторопевший, второй раз всерьез кинулся. И снова промахнулся, на сей раз рожей в стену бревенчатую влетел. От стены отлип и в сантиметре от носа увидел лезвие.
Стражники разом стихли.
А меднолицый, голубоглазый этот, сам-то на колдуна смахивал повадкой, только в сторону шагнул незаметно и с петелек манжетных клиночки достал, поиграл на солнце. Тут Варькины ребята притихли, задевать не посмели. Такие же клиночки метательные у Качальщиков, не к ночи помянуты, видали.
Без звука пропустили в город, а сами Варьке кинулись докладывать.
Бродяга засмеялся у себя в клубе, изрядно напугав прислугу. Заметались, впервые смех старческий его услыхав. Он связал воедино далекий татакающий звук, приснившийся несколько дней назад, и сегодняшнее явление. Никто, кроме Бродяги, не слышал, как стучит поезд. Для четырех тысяч жителей Читы-8 железная дорога служила лишь Рубиконом, условной границей, за которой вольготно охотились парни Железного Дэна и бурятские кланы.
Бродяга следил, как странная парочка ковыляет по проспекту. Раза два спросили дорогу, собрав позади себя небольшую толпу. Голубоглазый мужик в кожаной куртке поверх кольчуги и брезентовых штанах заметно прихрамывал, опираясь на плечо своего вонючего приятеля.
Белый царь шел босиком, не обращая внимания на рассыпанные всюду острые осколки. Как и следовало ожидать, направлялся к очагу культуры.
— Фекла, кипяток готовь, — не оборачиваясь, приказал Бродяга. — Степан, тех троих, язвенных, вниз отнесите, а тут свежую постель стели…
— Да как же? — растерялись служки. — Куды мы их? Внизу-то, после стрельбы с бурятами, все занято…
— Плохо слышал, Степан? — искры метнул Бродяга, мигом повергнув «младший персонал» в трепет. — Так, полы мыть с мылом. Проверю, хреново помоете — языками лизать заставлю. Печку сюда, холста, спирт живо, обормоты!
Вниз глянул. Там обоих путников снова остановили. На сей раз Варькин внутренний патруль. Бродяга минуту колебался, не вступиться ли, затем остыл. Против правил не попрешь, нейтралитет он обязан держать до последнего…
— Этого… этому не положено, — огромный мужик в ватнике, подпоясанный двумя портупеями, твердо загородил дорогу синекожему коротышке.
— Это мой друг, — голубые глаза смотрели безмятежно и доброжелательно, как будто и не было только что стычки. — Он вам не опасен. Скажи, приятель, ты здесь старший? — Лесной мужик безошибочно уперся взглядом в десятника Коляна.
Тот поежился, ощутив себя вдруг голым посреди толпы. Колян был почти на голову выше и вдвое шире пришлого, но почувствовал себя очень неуверенно.