Очнулся он, наверное, уже через мгновение, потому что демон все так же сверлил его взглядом нескольких верхних глаз и двумя невидимыми — из глубоких глазниц-колодцев. И мгновение беспамятства промелькнуло как ночь, уступив место дню страдания.
— Почему ты здесь, насекомое? — пророкотало в ушах Хани.
— Я… грешил…
— Почему ты сейчас передо мной?
— Я… должен… — Голос Хани словно сгорел. — Мне нужно вам передать… нечто важное.
И тут он услышал другого демона — Валефара, как подсказала ему цепкая память:
— Государь, ничего ценного эта личинка тебе принести не могла.
— Не спеши, Валефар. То, что эта душа появилась сейчас здесь, уже знаменательно. Такого не бывало в Аду. — Саргатан снова посмотрел на Хани: — Чего ты хочешь от меня?
— Узнать… кем я был… За что меня… сюда…
Саргатан слегка покачал головой, прикрыл множество своих глаз, полыхнул факелом и слегка шевельнул когтем мизинца.
И Хани почувствовал зарождение чувства. В его голове словно загудел сильный жаркий ветер, неумолимый и яростный, который быстро перерос в сминающую, обжигающую бурю, превосходящую все, что помнил грешник, в ревущее пламя Тофета — места жертвоприношений новорожденных.
Хани закрыл глаза, и память о Жизни каскадом стала возвращаться к нему, как невероятно дорогое, вкуснейшее вино, вливаемое в амфору. Он знал, что обрывки воспоминаний, являвшиеся к нему в Аду, были подобны едва уловимому аромату, щекочущему изнанку разума, упрямым водорослям, прицепившимся к давно вытащенной на берег лодке.
Он увидел мимолетные картины широкого, покрытого поцелуями солнца моря, Срединного моря, город, обнесенный массивными стенами, свой любимый Карт-Хадашт — Новый город, понял, что душезвери всего лишь будили в нем воспоминания о его драгоценных боевых слонах, а если бы не решился на это рискованное путешествие во дворец Саргатана, то так и мучился бы, пытаясь разгадать смысл этих видений.
Хани открыл глаза. Но он уже не был Хани. И он больше не висел на крюках. Он лежал на теплых плитах пола — перед Саргатаном, а сзади висели в воздухе шесть летучих гвардейцев, и острия их тяжелых копий чуть щекотали его ребра.
— Ганнибал, сын Гамилькара из дома Барки, ты всё вспомнил?
— Да… Всё.
— Ты интересный экземпляр, среди своих — выдающийся. Ненависть твоя сильна.
— Было что ненавидеть.
— Что принес ты мне?
План мгновенно изменился. Подавив боль, Хани — нет, уже Ганнибал — заговорил:
— У тебя — большая война. Я создам тебе войско душ.
Валефар фыркнул. А Саргатан усмехнулся:
— Ты думаешь, мне не хватит войска?
Ганнибал с трудом встал на колени. Как он и опасался, сфера подползала к голове.
— Твои легионы бесподобны, государь. Они превосходят любую армию, какую я видел. Но то, что видно, то и предсказуемо. Я предлагаю тебе создать армию, о которой никто не знает, которой никто не видел. Выставить на доску боевой игры еще одну, неожиданную для противника фигуру. Конечно, и эту армию может возглавить кто-то из твоих генералов. Но зачем тебе отвлекать их от дела? Да и захочет ли демон командовать… нами? А опыт боевой у меня немалый. Водил я армии…
— И они пойдут за тобой?
Ганнибал чуть поколебался, потом полез за пазуху. Вытащив фигурку, он протянул ее архидемону:
— Она привела меня сюда. Хочу верить, что поведет меня и дальше.
К удивлению свиты, Саргатан вытащил из-под своих покровов такую же. Не удивился лишь Ганнибал.
— У меня были видения, — промолвил, глядя на свою статуэтку, Саргатан. — Вспышки Света… Обретенные Небеса.
— И у меня были видения свободы. Принесет ли свобода искупление — другой вопрос. Если да — отлично. Если нет — это еще не причина отказываться от попытки. В конце концов, останемся при своем.
— А ты — авантюрист, — усмехнулся Саргатан, взвешивая в ладони фигурку. — Мне докладывали, что такие фигурки гуляют по городу. Но лишь ты оценил их значение, да еще и умудрился пробраться сюда. Может быть, ты и на поле боя меня удивишь… Ты получишь свою армию, Ганнибал Барка. За тобой будут следить, но тебе будут помогать. Приступай к работе.
— Спасибо, государь. — Ганнибал с трудом склонил голову.
— Подожди благодарить, — сказал архидемон и поднял руку.
