А пока они молча шагали по пустынным залам дворца. Вокруг было пусто, но Адрамалик сжимал кинжал, готовый разделаться со всяким, кто случайно встретится на пути, — свидетели были не нужны.
Он проходил через последнюю небольшую комнату и вдруг увидел, как из тени к нему выходит чья-то сгорбленная фигура. Это был Агарес. Похоже, он даже не понимал, что навстречу ему шагает группа рыцарей.
То ли из-за усталости, то ли из-за странного ощущения, что гибель бывшего первого министра теперь и так неминуема, Адрамалик заколебался и опустил кинжал. Мотнув головой, он пропустил рыцарей вперед, а сам задержался, рассматривая искривленную фигурку. Поняв наконец, кто перед ним, Агарес удивленно закатил глаза, и его изуродованное лицо пересекла странная улыбка. В одной руке он держал боевой топор, а второй поглаживал какой-то круглый плоский предмет. Адрамалик с удивлением узнал затейливый диск архитектора Мульцибера. «Он всегда был самым слабым кирпичом в нашей стене», — мелькнула в голове министра мысль.
Агарес хихикнул, и Адрамалик утратил к нему интерес. Мульцибер всегда оставался упрямым дураком и теперь получил по заслугам. Для Агареса же его существование и так стало сплошным наказанием. Адрамалика сейчас занимала только одна проблема: как выбраться из рушащегося и горящего Замка. А потом он пойдет к свободе, пусть даже через кровь и пепел. Это было прекрасно, но еще прекраснее была возможность покинуть Дис. Она почти опьяняла. Отступничество? Нет. Это — начало иной жизни, это — надежда.
Замок содрогнулся под его ногами, и глава рыцарей сорвался на бег. «Прочь отсюда, и неважно, что там впереди. Подальше от этой мерзкой требухи, подальше от государя».
АДАМАНТИНАРКС-НА-АХЕРОНЕ
Лилит открыла глаза. Она была на Небесах.
Над нею парило сияющее небо, чистое и прекрасное, оно раскрывалось перед нежелающими открываться глазами, над налитыми свинцом веками. Небо, каким она его помнила. С трудом повернув голову, она увидела под злато-алыми деревьями серафимов — стоя на парящих в лазури мостах, они рассматривали сверкающие лазурные потоки внизу. И некоторые из них глядели прямо на нее.
Лилит пошевелилась и почувствовала, что с нее осыпается какая-то мелкая шелуха. Она попыталась оглядеться в поисках Саргатана, спросить его, зачем он принес ее сюда, но перед глазами все поплыло.
Приподнявшись на локте, она ощутила головокружение и тошноту. Медленно перевела взгляд на себя. Тело в серых пятнах, в синяках, кожа сухая, исцарапанная. Закрыв глаза, она попыталась сосредоточиться и хоть что-нибудь вспомнить. Воздух вокруг словно застыл, скованный тишиной. «Странно, — подумалось ей, — почему не слышно перезвона змеек чалкадри? Где ароматный ветер? И где же Саргатан?»
Под ней — гладкий твердый камень… И еще что-то. Сотни хрупких, мелких, ломающихся в пальцах чешуек. Она снова открыла глаза — и вспомнила.
Дыхание ее остановилось, и легкие словно заполнил свинец. Она спустила на пол одну ногу, затем другую. Когти царапнули камень пола. С трудом выпрямилась, надеясь, что к ней вернется ясность мысли. На пол посыпался мелкий сухой дождь.
Библиотека… Зорай… рука Мухи!
Она вспомнила, и тут нее ее скрутил спазм, и тошнота перешла в рвоту. Из нее хлынул поток черных дохлых мух. Лилит подумала о сотнях этих насекомых внутри себя, и ей стало еще хуже. Но рвота казалась уже освобождением.
Так продолжалось несколько минут. Когда все прекратилось, она вытерла трясущиеся губы и посмотрела на загаженный пол. Пол Святилища Саргатана. И оно было теперь осквернено.
Но как она здесь оказалась? Кто принес ее сюда? Кто знал о Святилище? Подумав, она пришла к выводу, что это был Андромалий. Конечно, он выбрал это место как самое безопасное в городе. Печальный выбор…
Она повернулась к каменному ложу, усеянному сухими мухами. А они ведь чуть не лишили ее жизни… Теперь их мертвые лица, не похожие одно на другое, были искажены гримасой боли.
И вдруг в ней пробудилась холодная ярость. Набрав полные горсти маленьких трупов, она принялась растирать их. Каким-то шестым чувством она понимала, что кричит, и словно бы со стороны видела, как хватает мух пригоршню за пригоршней, как мнет их и давит. Тех, что остались в лужах рвоты, она начала растаптывать в черную слизь — поскальзываясь, стараясь не упустить ни одной, и от стен Святилища отдавались дикие крики мести.
