Было еще одно обстоятельство, подталкивавшее Демидова к «новому, отважнейшему предприятию» (выражение Г.И. Спасского). Заводчик недолго пользовался предоставленной ему возможностью рубить лес в казенной засеке под Тулой. После царского указа прошло немногим более полугода, и это право было у него отнято. Петр предпочел нуждам металлургии нужды судостроения?[103] Верно, но подозреваем, что одновременно он рассчитывал повлиять на Никиту, стимулировать его интерес к Уралу. Пиленка послали в Тобольск насильно. Принуждать Никиту Петр, похоже, не хотел (может быть, из-за наличия уже сложившихся личных отношений). Он поступил более деликатно: перекрыл ему в Туле кислород. Никите, испытывавшему затруднения с обеспечением предприятия древесным углем и осознававшему неизбежное в будущем ухудшение положения с ним, ничего не оставалось, кроме как выбрать для бизнеса новую площадку — уральскую.
Кто сделал первый шаг в деле о передаче Невьянского завода Демидову, неизвестно. Не исключаем, что это был не Никита. Вспомним о том, что несколько лет назад вопрос о его переселении на Урал поднимался Сибирским приказом. Его начальник, умный и увлеченный идеей создания там большой металлургии Андрей Виниус, вполне мог вернуться к этой идее, переформатировав ее с учетом новых реалий.
К моменту, когда начались официальные переговоры, к ним были готовы обе стороны — об этом говорит поражающая воображение быстрота, с которой они пришли к соглашению. Никита всегда позиционировал себя в качестве крепкого хозяйственника с железной рукой и надежным словом. Таким он представлялся властям еще в 1698-м. Сейчас, когда необходимость в таком человеке стала еще более очевидной, он мог просить больше, чем то, о чем заявил четыре года назад. И.Ф. Афремов передает сохраненные молвой подробности, касающиеся того, при каких обстоятельствах Невьянский завод был отдан Демидову: «Говорят, что Никита Демидович лично просил об этом государя, вместе с сыном Акинфием будучи еще в Москве, и что царь, несмотря на их простую одежду, состоявшую из обыкновенных кожанов (тулупов), пригласил обоих к столу своему, и что он тут же обещал исполнить их просьбу»[104].
Этот рассказ представляется вполне правдоподобным и по сути (для начала переговоров требовалось предварительное принципиальное согласие царя), и по месту событий. Первая достоверно известная дата в их истории — 10 февраля 1702 года, день, когда Никита Демидов обратился по поводу завода со словесным челобитьем в Сибирский приказ. Ближайшие к ней сохранившиеся бумаги Петра посланы из Преображенского 9 и 13 февраля[105].
Решение действительно было принято на удивление быстро. Запросы Демидову и его ответы на них заняли время до 3 марта. За ними последовал указ от 4 марта 1702 года о передаче завода, зачитанный ему в Сибирском приказе[106]. На то, чтобы решиться расстаться с заводом, который с таким напряжением строился, казне понадобилось всего три недели.
Скорость, с которой было принято решение, поражает еще больше, если вчитаться в содержание того, о чем просил и что получил Никита. Г.И. Спасский обратил внимание, что из условий, на которых передавался завод, следует, что Никита «знал в полной мере все местные выгоды и недостатки тамошнего края, хотя ничем не доказывается, чтобы когда-нибудь прежде того бывал в Сибири»[107].
В завершившем переговоры указе от 4 марта сказано немало убедительных слов, объясняющих, для чего нужны новые заводы, каково их место в «его, великого государя, воинских промыслах». Но, что интересно, причина передачи частному лицу нового, с иголочки, казенного завода сведена в первую очередь к пробуксовке в делах из-за того, что прежние ответственные исполнители не смогли между собой сработаться: «А те заводы Верхотурские ему, Никите, для того мы, в. г., отдать указали, что нерадением и многими сварами и крамолами приставников чинилось тому доброму и полезному делу остановка и уездным людям премногая тягость». «Приставники» подвели завод к «совершенному разорению»: пошли уже разговоры, чтобы «и плотину переносить на иное место»
