— Вы ведь миссис Уильям Смит?
На лице Кэтрин отразился испуг. Ее щеки покрылись румянцем, побледнели, снова вспыхнули.
— Да.
— Сержант Эбботт рассказывал мне о вашем муже. Возможно, если вы поговорите со мной, вам станет легче.
— Что он вам рассказал?
— Он рассказал мне, что стал свидетелем нападения на мистера Смита, а затем узнал его, хотя и не смог вспомнить его имя. Его очень заинтересовало это происшествие, как и меня. Ваш муж, должно быть, сообщил вам о нем.
— Да. Видите ли, мой муж… не знает, кто он такой. Он получил ранение в голову и не может вспомнить ничего вплоть до сорок второго года, когда он вышел из германского госпиталя. С этого момента и начинаются его воспоминания — и они вполне четкие и ясные. Муж получил табличку, удостоверяющую личность, на которой было написано «Уильям Смит». Но это неверно. Он сохранил это имя, потому что другого не было. Но настоящий Уильям Смит был совершенно необразованным человеком, из кокни, и работал на кожевенном заводе. Уильям ездил туда, где жил тот Уильям Смит. Все сказали, что он — не их Уильям Смит. — После минутного колебания Кэтрин продолжила: — Мой муж из тех людей, что совсем не меняются. Любой, кто знал его мальчиком, мог бы и сейчас его узнать. Думаю, вы знаете этот тип: довольно резкие черты, очень густые светлые волосы, которые невозможно гладко уложить, очень крепкое телосложение и добродушное выражение лица. Люди такого типа, становятся старше, но не меняются. Я вам это говорю, чтобы объяснить, как мог мистер Эбботт его узнать. Думаю, каждый, кто был с ним знаком, сумел бы его вспомнить. Фрэнк Эбботт вспомнил его, но не его фамилию. Вполне возможно, что он никогда ее и не знал, потому что все звали его просто Биллом. Это было на вечеринке в «Люксе».
Теперь, когда первый шаг был сделан, говорить было уже не так трудно. По правде говоря, это было совсем не трудно. Комната выглядела в точности как комнаты из детских воспоминаний Кэтрин, те комнаты, что она видела, приезжая к бабушке. У бабушки тоже были фотографии в плюшевых рамках с филигранью, и она так же нежно любила гравюры. А в доме старой мисс Эмсли, в прошлом — подружки невесты на бабушкиной свадьбе, стояли стулья того же стиля, что и эти — с ореховыми ножками, покрытыми завитками, и широкими сиденьями. Бабушкина сестра Сесилия тоже носила вышитые бисером комнатные туфли и платья с сетчатой вставкой и жестким воротником на косточке. Ассоциации со знакомыми людьми и предметами вызвали в девушке чувство доверия. Сама мисс Силвер словно излучала доверие. Каким-то способом, известным лишь ей самой, она овладела искусством поворачивать стрелки часов назад до тех пор, пока чувство напряжения и страха, терзавшее столь многих ее посетителей, незаметно не уступало место ощущению классной комнаты. А там уж дело учительницы — выслушать, объяснить и разрешить их проблему. Теперь вся ответственность — на ней. Она-то знает выход.
Кэтрин не могла выразить словами это ощущение, но почувствовала его влияние. Она рассказала мисс Силвер об «Игрушечном базаре Таттлкомба», игрушках Уильяма, несчастном случае с мистером Таттлкомбом и передала историю Уильяма о том, как его ударили по голове. Мисс Силвер издала свое сдержанное покашливание:
— Мне кажется, это не все.
— Нет, — ответила Кэтрин. Крепко сцепив руки на коленях, она рассказала мисс Силвер об ударе в спину. А потом — об Эмили Солт: — Она действительно очень странная. Думаю, она не совсем в здравом рассудке. Уильям говорит, у нее жутковатая манера поведения. А мистер Таттлкомб считает, что ее нужно отправить в приют. И что она подслушивает под дверями… Думаю, она очень злится, оттого что мистер Таттлкомб завещал свое дело Уильяму. Я… Я думала…
— Да, миссис Смит?
— Она действительно не в своем уме, я совершенно уверена. Перед тем как на Уильяма напали в первый раз, мистер Таттлкомб рассказывал ему о завещании. Я просто подумала, если она подслушивала под дверью и… и… О, эта мысль просто кошмарна, но я не могу от нее избавиться!
Мисс Силвер задумчиво вязала.
— А второе нападение — оно тоже произошло после визита вашего мужа к мистеру Таттлкомбу?
