— Да, так будет разумнее, — сказал Дрейк. — Припаркуйся перед пожарным гидрантом и не выключай мотора. Вряд ли мы долго там задержимся.
Мейсон протянул ей газету:
— Просмотри последние известия, пока мы занимаемся попугаем. И перестань жевать сухари. Ты испортишь аппетит!
— Все было хорошо, пока ты не напомнил об этих сухарях для сойки, — рассмеялась она. — Поскольку мы с Полом рассчитывали на хороший обед в приличном ресторане, то ты должен радоваться, что я грызу сухари и не стану из-за этого требовать всех блюд из меню.
Усмехаясь над ее шуткой, Мейсон и Дрейк вошли в зоомагазин.
Артур Гиббс оказался высоким, худощавым человеком, с совершенно лысой головой и выцветшими голубыми глазами.
— Привет, — сказал он довольно приятным голосом. — А я уже решил, что вы не придете, и думал закрывать магазин.
— Это Перри Мейсон, — представил Пол Дрейк.
Мейсон протянул руку. Гиббс пожал его ладонь костлявыми, вялыми пальцами и спросил:
— По-видимому, вы интересуетесь попугаем?
Мейсон кивнул.
— Хорошо, все было так, как я рассказывал, — сказал Гиббс Полу Дрейку.
— Это не имеет значения, — заметил Пол Дрейк. — Пусть мистер Мейсон услышит все от вас.
— Хорошо, мы продали попугая…
— Начните с того, — попросил Дрейк, — что объясните мистеру Мейсону, как вы опознали попугая.
— Хорошо, — в третий раз согласился Гиббс и начал: — Конечно, я основываюсь лишь на предположении. Вы спросили, не знаю ли я попугая, который страшно ругается, когда хочет есть. Я сам научил его этому.
— Почему вы это сделали? — поинтересовался Мейсон.
— Покупатели бывают разные, — усмехнулся Гиббс. — Некоторым людям кажется забавным, что попугай ругается. Обычно они вскоре устают от ругани и стараются избавиться от птицы, но сперва все умиляются.
— Так что вы специально учите попугаев ругаться? — улыбнулся Мейсон.
— Верно. Бывает так, что стоит попугаю один раз услышать какое-то словечко или целую фразу, как он готов повторять его бесконечно, но большей частью приходится тренировать каждый звук. Конечно, никому и в голову не приходит учить птиц неприличным ругательствам. Несколько чертей и дьяволов — вполне достаточно. Люди хохочут до колик, когда услышат соленое словцо вместо привычного «Попка хочет печенье» и сразу же, не торгуясь, приобретают попугая.
— Отлично. Когда вы продали птицу?
— Во вторник второго сентября.
— В котором часу?
— Часа в два или в три, насколько мне помнится.
— Расскажите про человека, купившего его.
— Хорошо. Он носит очки и у него усталые глаза. Одет он был довольно скверно, и казался каким-то потерянным… нет, даже не потерянным. После разговора с мистером Дрейком я все думаю об этом человеке. Я бы назвал его несчастным. Вряд ли у него было много денег. Пиджак лоснился, локти только что не светились, но одно несомненно — он выглядел на редкость чистым.
— Сколько ему лет? — спросил Мейсон.
— По-моему, пятьдесят шесть или пятьдесят восемь, что-то около этого.
— Он был побрит?
— Да, у него широкие скулы и какой-то удивительный, прямой рот. Приблизительно вашего роста, но более узкоплечий.
— А комплекция? — спросил Мейсон. — Какой у него был цвет лица?
— Мне он напомнил владельца ранчо. Не сомневаюсь, что он проводит много времени на открытом воздухе.
— Он нервничал или волновался?
— Нет, я бы сказал, что он вообще не умеет волноваться… Невозмутимое спокойствие, вот как это называется… Сказал, что хочет купить попугая и точно описал, какого вида.
— Что значит описал? — не понял Мейсон.
— Ну, он сразу назвал породу, рост и возраст.
— Были у вас другие птицы, кроме этой?
— Нет, подходящих под его описание имелась только одна.
— Он слышал, как птица разговаривает?
— Нет. Это-то меня и удивило. Ему нужен был попугай определенной внешности, а остальное его не интересовало. Он посмотрел на птицу, спросил о цене и тут же купил ее.
— Он приобрел одновременно и клетку?
— Да, конечно. Он увез попугая с собой.
— Он приехал на машине?
— Вот на это я не обратил внимания, — задумчиво ответил Гиббс. — Даже не припомню, выносил я клетку к машине или нет… Вроде бы он приехал все же на машине, но не берусь утверждать. Но если это так, то машина у него была самая заурядная, которую вы невольно связываете с такими людьми, потому что она мне не запомнилась.
