— О, мсье, — воскликнул я, — я ничего этого не видел…
— Но все же ты находился там во время этого показа, да или нет?
— Да… Но… Я действительно ничего не знаю. Я не смотрел.
— Как ты не смотрел? Ты стоял, значит ты не спал? — возмутился инспектор.
Отец повернул большую чертежную доску и со скучающим видом уселся в кресло за свой письменный стол.
— Вы плохо знаете моего сына, мсье инспектор, — сказал он. — Я предупреждал вас. Спать стоя — это на него похоже.
— Я не спал, — возразил я, сконфуженный. — Просто я не смотрел вообще в сторону стендов… Физика меня не интересует.
— А в какую сторону ты смотрел? — спросил инспектор, разглядывая меня с любопытством.
Я растерянно посмотрел на моего отца. Будь что будет! Чтобы вывернуться, лучше всего сказать правду.
— Я смотрел… в сторону девушек, — пролепетал я, краснея до кончиков ушей. — Ты папа, знаешь, — добавил я, чтобы сгладить дурное впечатление, — там находилась кузина Бетти.
— Что я вам говорил, мсье инспектор! Пустышка! Это пустышка! Поставьте его перед «Человеком в перчатке» Тициана, он найдет уместным вынуть в это время свое зеркальце, чтобы выдавить угорь. Вы ведете его к физическим приборам, он поглядывает на девушек… Что меня очень огорчает, — продолжал отец тихо, будто говоря это самому себе, — он больше распущен, чем глуп. Он мог бы лучше учиться в школе. Но это испорченный мальчишка, он ходит слишком часто в кино, читает слишком много приключенческой литературы, продаваемой в киосках. Поэтому, когда я спрашиваю, какую профессию он собирается избрать, он отвечает; саксофониста, Все, что говорил мой отец, было сущей правдой. Но я смотрел на вещи иначе, чем он. Таскаться по Лувру было не по мне, физические приборы представлялись мне таинственными и опасными чудовищами, и, так как я любил джазовую музыку, ничто мне не казалось более естественным, чем стать вторым Сиднеем Беше, «звездой» мюзик-холла. Однако я находил, что мой отец преувеличивает, рассказывая про меня такие вещи постороннему человеку, который к тому же был полицейским, пришедшим, чтобы меня «упечь»… Мне было стыдно, и вместе с тем я был взбешен.
Инспектор, внимательно смотревший на меня некоторое время, потер ладонью свой картофелевидный нос.
— Хм! Насколько я понимаю, там были ученики… лицея Фенелон, не так ли? Хорошо… Кто же был возле тебя?
— Возле меня? — произнес я, чтобы оттянуть время. — Подождите! Там был Сорвиголова, то есть Мишель Перийе, Амио Долен и Боксер… извините, Ричард Ляпаред и… и… я больше не помню!
Инспектор вынул свою записную книжку и нацарапал названные мною фамилии.
— Жан Тернёв и Луи Валлер также там находились? — спросил он, откинув голову и глядя на меня искоса.
— Да, думаю, они там тоже были…
По правде говоря, я точно не помнил, находились ли там или нет Жан Луна и Маленький Луи, но они были из тех, кто предпочитал выставку, какой бы неинтересной она ни была, обычной лицейской канители. Едва я — довольно легкомысленно— произнес их имена, как уже пожалел об этом. Чем вызван этот наводящий вопрос инспектора? Казалось, ими он особенно интересуется. Что, если мое поспешное признание причинит им неприятности? Это были хорошие озорные парни, что мне нравилось. Я был недоволен собой. Лучше прикусить язык, чем говорить о том, в чем не уверен. Увы, уже было слишком поздно отступать. Инспектор забросал меня вопросами, касающимися меня и моих одноклассников, а также поинтересовался, что мы делали после ухода из Дворца открытий. Я отвечал, как мог, но это его не удовлетворило.
— В общем, старина, — сказал он, поднимаясь с кресла, — ты ничего не видел, ничего не слышал, будто там и не был.
Я пожал плечами.
— Дивно! — прогрохотал он. — Стоило организовывать научные выставки для таких бестолковых парней, как ты…
— Что я вам говорил, мсье инспектор! — прервал его мой отец, также поднявшись. — Перед вами исключительный образец лентяя. Ах, спросите его о герое любого авантюрного романа или о лучшем способе выигрыша в автомате за одно су, он вам расскажет чудеса. В остальном же…
Я находил отца жестоким в тот день, но, зная его, опустил голову, пока не пройдет гроза.
