Вскоре, получив весть об убийстве столь важного человека, примчался и сам начальник губернского полицейского управления полковник Мамонтов, а вслед за ним и старший полицейский надзиратель капитан Гаврила Михайлович Торопков, которому и поручили руководить дознанием – вполне разумное решение. Гаврила Михайлович был уже не молод – пару лет до пенсиона, службу начал с младых ногтей с самых нижних чинов, учил хитрую полицейскую науку не по страницам учебников, а на городских улицах, и хоть звезд с неба не хватал, зато был очень терпеливым, исполнительным и дотошным.
Он был высокий, крепко сложенный, с длинными сильными руками. Лицо некрасивое: по-лошадиному вытянутое, с длинным грубым носом, седеющими усами и оттопыренными ушами, зато зеленые глаза смотрели всегда с добродушной искоркой даже на самого отъявленного бандита. Одевался он аккуратно и неприметно, как и положено по работе, в серое штатское платье.
Торопков проверил, как опрашивают свидетелей, и начал лично внимательно осматривать грязную площадку, ограниченную с двух сторон деревянным забором, с третьей – мусорной кучей и невысокой дровешницей, а с четвертой – сарайчиком, где проживал Шишка. Острый глаз сыщика сразу заметил болтающуюся доску в середине забора, освещенного одиноким фонарем, в двух саженях от которой и валялось в луже скорченное тело.
– Господа, запротоколировали в заборе отверстие? Очевидно, убитый вместе с убийцей пролезли сюда именно этим способом, – неожиданно для всех сказал, прорываясь сквозь толпу зевак, Георгий Родин с неизменным докторским саквояжем и тростью.
– Георгий Иванович, голубчик, – засуетился Торопков, – это, видно, само Божье провидение послало вас сюда, – и он тепло обнял доктора. – Я буду сей же час ходатайствовать у господина полковника, чтобы он подключил вас к расследованию сего злодеяния в качестве судебного медика. Прошу вас, без ваших советов мы тут, как кутята слепые, будем тыкаться.
Впрочем, Родин не возражал. Он поздоровался за руку с сыщиками и подошел к телу, накрытому ресторанной скатертью.
– Ну, ежели Георгий Иванович нам на подмогу пришел, почитай дело раскрыто, – прошептал один из пожилых сыщиков молодому. – Видал я, как он посмотрит труп, да и все загадки разгадывает.
– Ну тут все ясно, – произнес Родин, осматривая голову мертвеца, – череп разбит, хотя осколков и мозгового вещества не видно, очевидно, внутреннее кровоизлияние.
– Георгий Иванович, а что он рожу-то так скособенил? – спросил кто-то из сыскной группы. – Как будто кто напугал его до смерти. Нынче, говорят, из могил вурдалаки восстают…
– Наивные суеверия, – отрезал Родин. – Очевидно, задеты нервные окончания, это и вызвало сокращение лицевых мышц. Ничего сверхъестественного. Я отчет по первичному осмотру напишу, а вскрытие пусть ваш штатный медик делает. Ничего тут интересного для меня.
Между тем Торопков внимательно осмотрел две доски от забора, что валялись на земле, и обнаружил на них несколько черно-зеленых лоскутков от добротной одежды, видимо, от пиджака погибшего Стрыльникова. Несколько капель крови были заметны и на земле вокруг растопыренного тела. Родин снял лоскутки и завернул их в бумажный пакетик, а доску приказал забрать – для химической экспертизы.
Тем временем сыщики уже разбили посетителей и обслугу на группы и сноровисто их опрашивали. Выходила следующая картина. Стрыльников пришел в «Монмартр» часов в шесть вечера, немного огорченный, пил не больше обычного, чудил так же. Ближе к полуночи в ресторан зашел тощий приказчик с перевязанной щекой, он прошел по залу, подошел к сцене, но за столик не сел, и вышел вон. Примерно через десять минут он вернулся ко входу в ресторан и стал просить у швейцара Пантелеймона, чтобы тот позволил передать господину Стрыльникову записку лично в руки. Швейцар разрешил. Приказчик передал записку, а потом быстро вышел и двинулся по тропинке в сторону забора. Стрыльников прочел записку, быстро собрался, швырнул на стол пачку ассигнаций и вышел из ресторана вслед за приказчиком. Оба скрылись с глаз Пантелеймона. А где-то через четверть часа все услышали вопль углежога.
