— Честно говоря, сударь, я и сам не знаю. Его Величество принимает господина де Сартина, и, как вы верно подметили, я его жду.
— Однако сейчас не время для его еженедельной аудиенции. Чрезвычайное происшествие или скабрезненький скандальчик, способный развеять меланхолию нашего короля? Впрочем, какая разница, в любом случае, сударь, я вам желаю успешного ожидания. А я пойду строить глазки божественной графине.
Маршал, числившийся среди друзей госпожи дю Барри, все еще надеялся с ее помощью удовлетворить свои политические амбиции. Он беззастенчиво напоминал фаворитке, что, когда у нее возникла проблема с представлением ко двору, его помощь оказалась поистине бесценной, ибо именно благодаря его усилиям все, кому непременно следовало присутствовать при представлении, волей или неволей, но все же собрались вместе.
Наконец зеркальная дверь зала совета открылась, и появилась голова Сартина; не говоря ни слова, начальник с чопорным видом окинул Николя оценивающим взором. Комиссар правильно понял взгляд начальника и проследовал в зал. Король постукивал пальцем по украшенному завитушками циферблату стенных часов, расположенных в центре каминной доски вишневого мрамора. Богато отделанные бронзой часы сверкали между двух ваз севрского фарфора.
— Комиссар Ле Флок к услугам Вашего Величества, — возвестил Сартин.
Он вывел Николя на середину комнаты, где с одной стороны от него оказалась консоль, а с другой — оконечность рабочего стола. Король, улыбаясь, повернулся к Николя. За последнее время он сильно сутулился, серый, расшитый золотом фрак туго обтягивал выдающийся вперед живот. Лицо его, отечное и покрытое сетью кровеносных сосудов, казалось более утомленным, чем обычно. Только карие, почти черные глаза напоминали о прежнем монархе. Тяжело подойдя к столу, Людовик обеими руками оперся на него; висевший на ленте орден Святого Духа закачался. Король поворачивал голову, поочередно останавливая взор на бюстах Сципиона Африканского и Александра Великого.
— Кто скажет мне, где Сципион разбил Ганнибала?
Николя бросил взгляд на Сартина, и тот легким подмигиванием приободрил его.
— Если позволите, я могу напомнить Вашему Величеству, что битва эта произошла при Заме.
— Да, да, вы правы! Ах, это все образование у иезуитов… — со вздохом произнес король.
Николя знал: монарх никогда не приступал к делу сразу, без экивоков. Подобно кораблю, который лавирует, прежде чем лечь на галс, и, преодолев дующий в нос ветер, достигает порта назначения, так и король, то ли от застенчивости, то ли опасаясь быть излишне резким, всегда приступал издалека и долго ходил вокруг и около.
— Господин начальник полиции мне все рассказал, — наконец произнес он. — Знайте, мы считаем вас невиновным. Однако пресечь слухи нам кажется сейчас невозможным. Драма стала достоянием публики, и любая цензура лишь увеличит резонанс. Тем не менее мне бы хотелось получить слово дворянина из ваших собственных уст.
— Сир, даю вам слово сына маркиза де Ранрей и вашего слуги. Я ни прямо, ни косвенно не замешан в убийство госпожи де Ластерье.
— Достаточно, сударь, я вам верю.
Не слишком заботясь о чувствах Николя, король велел ему подробно рассказать о вскрытии; нездоровое наслаждение, которое испытывал Его Величество от мрачных историй, являлось одной из самых загадочных черт его натуры. Выслушав Николя, король надолго задумался.
— Вы понимаете по-английски, сударь?
— Да, сир. Чтобы не испытывать терпение Вашего Величества, скажу лишь, что в те времена, когда англичане высадили десант в эстуарии реки Вилен, маркиз де Ранрей захватил в плен нескольких англичан, в том числе и морского офицера. Отпущенный на свободу под честное слово, он год жил в замке Ранрей и по просьбе моего отца учил нас, меня и мою сестру Изабеллу, английскому языку.
— Превосходно.
Король помолчал, а потом произнес:
— Умеете ли вы показывать фокусы, Сартин?
— Сир, есть много фокусов…
— Тот, который я имею в виду, наиболее приятный. Как-то вечером, желая развлечь меня, принцы, мои внуки, привели ко мне забавного субъекта. Речь идет об английском еврее по имени Иона, прибывшем в Париж четыре месяца назад…
