Когда же наконец около шести часов он увидел Бурдо в обносках Кадильяка, то испытал подлинное потрясение: инспектор выглядел большим Кадильяком, чем сам оригинал. Бурдо занял пост на помосте напротив Николя. В семь часов появился человек в черной одежде. Николя был виден только его профиль. Неожиданно человек повернулся, и Николя узнал одного из молодых людей, посещавших Жюли де Ластерье; в роковой вечер 6 января этот человек сел играть в карты. Бурдо подошел к парапету, незнакомец заметил его, и в эту минуту появился агент, которому поручили провести переговоры. Состоялся краткий обмен приветствиями. Внимательно следя за движениями губ, Николя догадывался, о чем идет разговор: размер выкупа за шкатулку, советы быть осторожным и не зарываться, день и час следующего рандеву. Потом полицейский агент долго объяснял, что ежели Кадильяк или он сам после встречи случайно не доберутся до своих, об этом сразу станет известно кому надо и шкатулка перейдет в другие руки. На этом темы для беседы исчерпались, и, распрощавшись, посланец Камюзо удалился, бросив выразительный взгляд на загримированного Бурдо. Полицейский ускользнул в сторону внутреннего дворика аббатства, где ему предстояло отсидеться до тех пор, пока его сотоварищи не выяснят, ждут его на выходе или нет. Представив себе, сколько сейчас собралось вокруг термов агентов полиции и наемных убийц противника, Николя усмехнулся; к счастью, агенты знали друг друга в лицо.
Бурдо-Кадильяк покинул наблюдательный пост и поспешил на улицу, где его ждал экипаж. Все было предусмотрено, чтобы в случае погони экипаж инспектора смог бы оторваться от преследователей. Николя же в своих отрепьях намеревался раствориться в толпе простонародья. Труднее всего оказалось расстаться с кошечкой, которая после проведенной вместе ночи решила, что нашла себе хозяина, и теперь демонстрировала все свои таланты, желая убедить в этом Николя. Но он полагал, что Сирюс не потерпит присутствия юного создания, а потому считал ее усилия напрасными. Вытряхнув из мешка крошки паштета, он, пользуясь тем, что внимание лакомки переключилось на еду, тихо удалился. Однако когда он подошел к решетчатой калитке, кошечка уже поджидала его; в ее глазах прыгали задорные искорки, и она, наклонив головку, смотрела на него лукавым вопросительным взором. Он попытался обойти ее, но ее растерянный взор сломил его сопротивление. Не в силах долее противиться, он быстро схватил кошку за шкирку и сунул ее в заплечный мешок, где она, вполне довольная, моментально устроилась со всеми удобствами.
Выйдя на улицу, Николя с облегчением вздохнул и, чувствуя, как его одолевает усталость, на минутку прислонился к стене под портиком. Но передохнуть ему не удалось: в углу так сильно пахло застарелой мочой, что даже Мушетта, как он решил назвать кошечку, высунула свою изящную головку из мешка и принялась поводить носиком, с явным неудовольствием вдыхая окружающие ароматы. Сначала он направился в сторону, противоположную Шатле, затем улочками добрел до набережной Грандз-Огюстен, где нанял лодку, высадившую его на покрытый вонючим липким илом берег неподалеку от рынка Апор-Пари. По дороге в Шатле он с удовольствием созерцал привычную толчею вокруг прилавков с зеленью, над которыми зеленщицы и торговки фруктами водрузили зонтики. Несмотря на грязь, оживление, царившее на рынке, раскинувшемся возле мрачного театра правосудия, заставляло забыть о страхах, источаемых, подобно зловонию, толстыми тюремными стенами, смотревшими своими подслеповатыми глазами-бойницами на мост Менял.
Добравшись в толпе до готического портика, он незаметно скользнул под своды старой крепости. В дежурной части никого не было, и он смог спокойно переодеться. Пока он завершал свой туалет, Мушетта исследовала помещение, осторожно перепрыгивая с одного места на другое; обойдя всю комнату, она с видимым неудовольствием отряхнулась, вскочила на стол, потянулась, свернулась клубочком и заснула. Устроившись поудобнее на стуле, Николя вознамерился последовать ее примеру, но тут явились полицейские агенты, обеспечивавшие безопасность Бурдо.
