В гостиной было очень тепло и уютно. В задней части комнаты горел камин, около которого была разложена толстая шкура бурого медведя. Рядом стояли мягкие глубокие кресла, погрузиться в которые было одно удовольствие. Подле них маленький столик, на котором лежала небольшая кучка старых газет, служивших, видимо, в качестве развлекательного чтива человеку, привыкшему проводить время в одном из этих кресел, слушая потрескивание горящих поленьев в камине. Немного поодаль стояло восхитительное черное фортепьяно. Оно было очень красиво и поражало меня даже своим внешним видом, стоит ли говорить о звучании, о котором я мог только догадываться. Еще немного дальше стоял роскошный мебельный гарнитур. Итак, постепенно переводя взгляд с места на место, я увидел две фигуры, стоящие в самом отдаленном углу комнаты. Судя по силуэту, одной из них была мисс Ален, а вот вторая была мне совершенно не знакома. Подойдя несколько ближе, я действительно увидел, как и предполагал, мисс Ален с неким молодым господином. На вид господину было лет 35, черные волосы слегка длинноваты для современной моды. Светлая, белесая кожа. Черные брюки, белая рубашка на свободный манер, напоминающая рубашки прошлых эпох, и черный жилет. Было в нем что-то чрезмерно правильное, а я всегда относился с легким недоверием к людям, которые внешне, кажется, не имеют изъянов, так как прошлый опыт моей жизни показывал, что зло часто скрывается под маской невинности.
— Добрый день, мисс Ален, — сказал я, сделав учтивый поклон.
— О, мистер Энтони Болт, если я не ошибаюсь.
— Да, Вы не ошибаетесь, у Вас прекрасная память.
— Благодарю. Кстати, позвольте Вам представить моего друга, мистера Кью Грегори.
— Очень рад, — сказал я, протянув руку моему новому знакомому.
— Взаимно.
— Мистер Грегори, — продолжала Ален, — исключительный человек, он художник, мистер Болт, талант которому дан от Бога!
— О, мисс Ален, Вы не объективны по отношению к моим скромным произведениям, уверен, что Ваше мнение многие бы не разделили.
— Ну что Вы, Кью! Ваши произведения прекрасны. Вы недооцениваете свои таланты!
— Скромность — добродетель, мисс Ален, а я всего лишь сужу трезво.
— А чем занимаетесь Вы, мистер Болт? — спросил он меня.
— О, я, к сожалению, не имею дарований, подобных вашим, мистер Грегори, так, иногда перепадает кое-какая работа в роли сыщика.
— Очень интересно, и что же Вы расследуете сейчас?
— Да так, ничего особенного, — начал было я, но мисс Ален, видимо, принявшая мои речи за ложную скромность, перебила мой монолог.
— Ничего особенного?! — подхватила она, всплеснув от негодования своими тонкими ручками. — Мистер Болт расследует убийство моей сестры! И я надеюсь, что, несмотря на все неудачи полиции, мистеру Энтони удастся пролить свет истины на это дело и наказать столь жестокого человека!
— Вот как? — произнес Кью Грегори, с удивлением посмотрев на меня, — так Вы, значит, расследуете дело Апостола?
— Да, с некоторого времени.
— Ну и что Вы думаете об этом деле?
— Что вы имеете в виду?
— Ну, у Вас уже есть догадки, домыслы, может быть, даже подозреваемый?
— О, вас так интересует это дело?
— Ну как же, весь Лондон интересуется этим делом! Ну, так Вы не ответили на мой вопрос.
— Да, у меня есть некоторые догадки, а возможно, и подозреваемый.
— Неужели?! А позволите полюбопытствовать?
— Это только мои догадки, так сказать, наброски будущей картины, понимаете?
— Конечно, конечно. Но все же столь злободневная тема. Как Вы думаете, кто этот человек, почему он убивает?
— Я не могу с точностью сказать, кто этот человек, пока не могу, но одно мне ясно совершенно точно: он религиозный фанатик, мистер Грегори. Именно фанатик, возомнивший себя Богом, возомнивший, что он вправе судить людей и решать их судьбы.
— А Вы?
— Что я?
— Вы ведь тоже судите его, разве нет?
— Сужу, но не приговариваю.
— А Вы еще и философ, мистер Болт, — сказал он, посмотрев на меня с легкой усмешкой. — Нам надо будет устроить с вами поединок философов, как Вы к этому относитесь?
— Обещаю, как только я поймаю убийцу, мы обязательно с Вами пофилософствуем.
— Ну что же, Ваша непоколебимая вера в свои силы приятно поражает, думаю, теперь Лондон может спать спокойно.