— Я прекрасно помню это, мистер Рэмон, но возникшие непредвиденные трудности в виде смотрителя кладбища не дали мне возможности совершить все по закону. Мне жаль, что так вышло, но я действовал в Ваших интересах.
После этих слов злость, бывшая на лице мистера Рэмона, плавно перетекла в негодование и, скривив недовольное лицо, старик пробурчал:
— Знаете, мистер Болт, я, конечно, прощу Вам это обстоятельство, так как именно с моей подачи Вы занялись расследованием и в моих интересах обеспечить вам возможность беспрепятственно действовать, даже если эти действия будут вне закона.
— Я знал, что Вы правильно расцените мой поступок.
— Да, да, но полиция все еще ищет того, кто был на кладбище в ту ночь, но не волнуйтесь — Вас-то я оправдаю.
— Благодарю.
— Итак, а теперь расскажите мне, что Вам удалось выяснить об этом убийце?
— Я осмотрел тело мисс Эрин, все было именно так, как написано в отчете доктора Прайса. Для меня не совсем понятно само орудие убийства. Доктор Прайс предполагал, что это нож, я готов поспорить на что угодно, что это не так. А еще, не так давно был обнаружен труп некой женщины. Все раны на ее теле были идентичны ранам на теле мисс Эрин. Отличались только лишь послания религиозного характера, которые убийца оставляет на телах жертв.
— Что за послания?
— Насколько мне удалось выяснить, это цитаты из книги притчей Соломоновых.
— Притчей? — удивился мистер Рэмон.
— Да, именно. По моим предположениям, убийца может быть религиозным фанатиком.
— Да, но при чем тут Эрин?
— Я не знаю, как он выбирает жертв, мистер Чарльз, но выбирает он их, чтобы карать.
— Карать?
— Ну да, судить их подобно Богу на земле за их поступки.
— Ммм, а что-нибудь еще Вам известно?
— Да, некая женщина утверждает, что видела убийцу, говорит, что он в рясе.
— Священник?
— Не думаю, мистер Рэмон, согласитесь, это было бы слишком просто. Его не могут поймать, никто не видел его лица, он не оставляет следов. Значит, он очень методичен, тщательно продумывает свои шаги. А в таком случае надеть священнику рясу и писать религиозные послания было бы равносильно чистосердечному признанию.
— Да, Вы правы.
— Остается только одно — ждать.
— Спасибо, мистер Болт, Вы прекрасно выполняете мое поручение. Надеюсь, в скором времени Вам удастся узнать что-нибудь еще, что могло бы нам помочь.
— Конечно сэр, я тоже на это надеюсь. Кстати, Ваша дочь пригласила меня на бал, который вы устраиваете, надеюсь, вы не будите против, если я приду, воспользовавшись ее любезностью?
— Вы любитель танцевать? — спросил старик, хмуро посмотрев на меня.
— Нет, ничего личного, мистер Рэмон. Просто этот бал мог бы дать хорошую возможность пообщаться с друзьями мисс Эрин и лучше понять круг ее интересов.
— А, ну это другое дело. Конечно, мы с радостью будем ждать Вас.
— Благодарю. Сэр, а кто такой Кью Грегори, я видел его сегодня, пока ждал Вас в гостиной.
— Кью — это недавний знакомый нашей семьи. Он художник и к тому же талантлив, что сейчас редкость. А почему Вы вдруг заинтересовались его личностью?
— Да так, просто профессиональная привычка, — сказал я, изобразив улыбку на своем уже немного уставшем лице.
— Ну что же, мистер Болт. Я Вас более не задерживаю. Благодарю, что вы посетили нас, — сказал старик, улыбаясь. — Жду вас в скором времени вновь.
Пожав руку мистеру Рэмону, я удалился прочь.
Вот за что я действительно не люблю осень, так это за ранние сумерки, спускающиеся на город. Дни становились все более и более короткие, а это, в свою очередь, придавало еще больший колорит общей картине уныния. Перескакивая через грязные лужи, разливающиеся океанами по старой мостовой, я направился в сторону любимой мной ныне таверны.
Не знаю почему, но я чувствовал себя очень уставшим последнее время, особенно до начала этого дела, заняться которым мне любезно предоставила моя судьба. Жизнь моя до него протекала в мелких бессмысленных заботах, которые захватывали меня каждодневно, хотя возможно, что подобные мои рассуждения не стоят и ломаного гроша, многие рассуждают подобным образом. Разница была лишь в том, что мое сознание, к сожалению, не принимало подобного хода вещей. Я все время ждал чего-то, надеясь на удивительную судьбу, и даже теперь глубоко в душе я был абсолютно уверен, что дело, которым я сейчас занимаюсь, и есть часть той судьбы, столь вожделенной для меня.
