Проснувшись через некоторое время и почувствовав, что силы вновь возвращаются ко мне, я поднялся с постели и принялся одеваться. Мне не очень-то хотелось оставаться долгое время в постели с купленной любовью, даже несмотря на все ее прелести. Одевшись, я подошел к окну и, поискав в своем кошельке, вытащил и положил на стол пару монет, служивших платой молодой наложнице. После чего вышел из комнаты, оставив хозяйку грезить в ее снах, и, закрыв за собой дверь, вновь спустился на первый этаж таверны. На этот раз народу в зале было куда больше. Я опять прошел за свой столик, который, на мою удачу, оказался свободным и, решив поправить свои силы обильным ужином, подозвал жестом молоденького мальчика, прислуживавшего в таверне и помогавшего мисс Нортон, или, как я был вправе теперь ее называть, милашке Шери. Заказав добрый ужин, я принялся осматривать сегодняшних посетителей таверны. Джека почему-то не было и, честно говоря, меня стали посещать тревожные мысли, ведь я даже не имел понятия, вернулся ли он в тот день домой. Через некоторое время все тот же мальчик-помощник принес мне блюдо с ароматным сильно прожаренным и приправленным разного рода специями мясом. Расплатившись с ним за блюдо, я с жадность начал поглощать бедного барашка, павшего жертвой ради насыщения моего живота. Пока я ужинал, мое внимание привлекли к себе несколько человек, бурно обсуждавших какую-то новость.
— Так я-то знаю, кем она была, — донесся голос одного из обсуждающих.
— Да откуда тебе-то?
— Так ведь я на конюшне служу в доме Джеферсонов, хозяин ныне знаете, печальный какой ходит.
— Еще бы! — воскликнул один, — еще бы не ходить печальным, когда женушку твою прирезали, как свинью на бойне, — сказал он, рассмеявшись и осушив очередной стакан красного. Понимая, что этот разговор может оказаться полезен для моих целей, я, прикончив мясо, вытер губы салфеткой и, подойдя к их столику, попытался завязать разговор.
— Господа! Позвольте угостить Вас бутылочкой красного и присоединиться к Вашей беседе?
— Ну садись, коли хочешь, — сказал один, окинув при этом меня оценивающим взглядом.
Как только я присоединился к их дискуссии, в компании воцарилась мертвая тишина, но бутылка вина, преподнесенная им в подарок, сразу же решила эту проблему, развязав всем языки.
— Господа, а о ком это Вы беседовали некоторое время назад, вы говорили о каком-то убийстве?
— Как! — воскликнул один из собеседников, — вы не знаете?! Это жена этого Джеферсона! — говорил он уже заплетающимся языком.
— А ее убили? — спросил я с наивным удивлением.
— Да ты что! — воскликнул второй. — Ее же нашли сегодня в переулке! Лежала там, — всхлипнув, произнес он, — мертвая.
Ага, подумал я, дело начинает принимать очертания, теперь я хотя бы знал, чье это тело.
— А кто эти Джеферсоны? — спросил я одного из них.
— Кто? — хмыкнул тот, что работал конюхом. — Это владельцы лондонских печатных изданий. Очень, очень состоятельные люди.
— Но зачем же кому-то понадобилось убивать невинную женщину?
— Да уж, невинную! — передразнил один из них, — та еще дамочка! Да ее многие ненавидели! Такая стерва, прости Господи, не подойдешь даже.
— Вот завтра в церкви-то с ней простятся, и все — прощайте, миссис Джеферсон, — заключил один.
— А в какой церкви? — спросил я.
— Так эта, ну как ее, церковь святого Бартолемея Великого, там и похоронят.
После этих слов в компании вновь воцарилась тишина, но на сей раз скорей от фазы отупения, напавшего на моих собеседников из-за чрезмерного количества вина. Так, подумал я, следует посетить эту миссис Джеферсон, проводить, так сказать, в последний путь. Значит, церковь святого Бартолемея Великого, туда и направлюсь, но завтра, а сейчас домой.
Дойдя до дома и поднявшись в свою комнату, я скинул уличную одежду и, усевшись за свой стол, достал письменные принадлежности. Не знаю почему, но за время моей работы частным сыщиком у меня сформировалась привычка написания отчетов. Возможно, это было связано с некоторой моей педантичностью и желанием структурировать мысли, которые то и дело метались в моей голове, не находя точки преткновения. А между тем изложение на бумаге оных как раз давало стройных ход в голове и способствовало более-менее спокойному сну.