Девятого апреля 1911 года, когда в Думе обсуждали резолюцию правых, А. В. Лядов, представитель Министерства юстиции, сел в поезд, направлявшийся из Петербурга в Киев. Лядов, человек бесцветный и безликий, был вице-директором 1‐го департамента Министерства юстиции и главой 2‐го уголовного отделения. Однако сложные сюжеты зачастую требуют хотя бы одной чисто функциональной фигуры, и за отведенное ему ограниченное время Лядову удалось привести в движение основные механизмы.
Какие именно инструкции дал Лядову его начальник, министр юстиции Щегловитов, неизвестно. Если они и существовали в письменной форме, то утрачены. Но скорее всего, Щегловитов проинструктировал своего подчиненного на словах. Во-первых, Лядов призван был успокоить «студента Голубева», который мог в любую минуту спровоцировать погром. Во-вторых, Лядову надлежало убедиться, что дело ведет человек, обладающий авторитетом: неуклюжего Мищука необходимо было заменить следователем с безупречной репутацией.
На следующий день по приезде Лядов вызвал к себе в гостиницу Голубева вместе с прокурором судебной палаты Чаплинским. Студент-черносотенец был настроен недружелюбно, с Чаплинским он говорить отказался. Однако Лядову удалось его разговорить и объяснить, почему погромы в Киеве крайне нежелательны.
Лядов. …Генерал-губернатор мне говорил, что ожидается государь на открытие памятника Александру II. Если кто-нибудь из ваших сообщников учинит погром и будут беспорядки в Киеве, то этих торжеств вам не видеть, как своих ушей, а вероятно вам и вашему союзу более всего приятно видеть у себя государя.
Голубев. Эта мысль мне не приходила в голову. Я вам обещаю, что еврейского погрома не будет.
При этом Голубев не упомянул, что двумя неделями ранее слышал подобные увещевания в Киевском жандармском управлении. Лядов докладывал министру юстиции:
Опасения погрома и желание во что бы то ни стало не допустить его [со стороны Голубева. — Э. Л.] вызваны, как я успел убедиться, исключительно боязнью, что если в Киеве будут беспорядки, то не состоится в конце августа приезд государя.
Лядов, похоже, использовал приезд царя как предлог, дававший Голубеву возможность отступить, не теряя лица. Позже, когда вновь возникнет угроза погромов, власти, не прибегая ни к каким отговоркам, быстро их предотвратят.
Слухи, сопровождавшие ход следствия, успокоили занимавших заметное положение в обществе киевских евреев. Еврейская пресса сообщала, что благодаря вмешательству Лядова следователи решительно отвергли гипотезу о ритуальном убийстве. Несколькими неделями ранее, когда начала распространяться тревожная молва о готовящихся погромах, видные представители еврейской общины в Киеве собрались, чтобы обсудить свои дальнейшие действия. Они хотели было предложить вознаграждение за поимку убийцы (или убийц) Андрея, но передумали, опасаясь, что это лишь навлечет на них подозрения. К концу апреля, как сообщала газета «Хайнт», еврейские старейшины сошлись на «тактике молчаливого ожидания». Они согласились «терпеливо воздерживаться от любых действий, способных вызвать гнев недоброжелательных группировок».
Их нельзя назвать наивными людьми. Они верили, что на их стороне история и здравый смысл. Несмотря на весь свой антисемитизм — сегрегацию евреев, вынужденных жить внутри черты оседлости, финансирование «Черной сотни», терпимое, если не поощрительное, отношение к прошлым погромам, — царский режим лишь в отдельных случаях пытался использовать обвинение в ритуальных убийствах. В целом прецеденты такого рода производили крайне неоднозначное впечатление. В 1817 году Александр I одобрил циркуляр, запрещавший вменять евреям в вину ритуальные убийства «без всяких улик, по одному предрассудку, что они якобы имеют нужду в христианской крови». Обвинение должно подкрепляться доказательствами.
Если бы где случилось смертоубийство [ребенка] и подозрение падало на евреев, — гласил указ, — то было бы производимо следствие на законном основании… наравне с людьми прочих вероисповеданий, которые уличались бы в преступлении смертоубийства.
Однако в 1823 году он же приказал начать расследование по аналогичному обвинению в белорусском городе Велиже. Разбирательство длилось больше десяти лет, власти арестовали многих видных евреев и даже закрыли синагогу. Лишь в 1835 году Николай I, преемник Александра, прекратил Велижское дело, несмотря на то что, в отличие от брата, полагал, что «между евреями существуют, вероятно, изуверы или раскольники, которые христианскую кровь считают нужною для своих обрядов».
