— Ты дипломированный специалист по промышленному дизайну? — интересуется директриса по маркетингу.
— Да. Университет Манчестера, — даю я разъяснения.
— Но в массовом производстве в Норвегии твоих вещей нет? — уточняет она.
— Пока нет. Вам, как никому другому, известно, с каким трудом прокладывает себе дорогу всё новое и непривычное.
— Мне тоже не нравится название «предмет роскоши», — вдруг говорит Йесхейм.
— Не в названии дело, — роняет Йонсон.
— В качестве рабочего названия я предлагаю «Флагман», — продолжает Йесхейм.
«Флагман» мне нравится. «Флагман» звучит солидно.
— Предположительно, — подводит итог Йесхейм, — мы не заработаем на этом ничего. Это не волхование, а реально возможный сценарий. Но если нам удастся выйти с этой серией в ноль, пусть даже в небольшой минус, мы выгадаем. Нельзя исключать, что она принесёт нам призы и медали, международную известность и продажи за границу. И первого, и второго, и третьего фабрике болезненно не хватает. Это создаст нам имя. Кто не согласен со мной принципиально?
Все молчат. Принципиально согласны все.
— Мне кажется, пораженческие настроения преждевременны, — протестую я. — Насколько я знаю рынок, место производителя актуальной самобытной норвежской кухонной мебели вакантно.
— В этом я не сомневаюсь, — парирует Йесхейм, — но насколько оно доходно? Мы не можем об этом судить, пока не будет готова смета и подробнейшая калькуляция. Йонсен, сколько времени нам на это нужно?
— Мне нужны более детальные чертежи и недель четыре-пять времени.
— Что ты об этом думаешь? — спрашивает Йесхейм. — Мы можем оплатить эти новые чертежи как предпроектную подготовку.
— Отлично, — соглашаюсь я. —Тем более конструкцию противовеса я уже набросал.
— Вот ещё что, — никак не угомонится Йонсен, — тут у тебя стеклянные дверцы. Если речь о гнутом стекле, то сейчас я зарыдаю.
— Не надо крайностей. Это плексиглас, он много дешевле стекла, — смеюсь я. И вытаскиваю из папки последний рисунок, который я приберёг на сладкое.
— Вот панорама кухни с островом диаметром сто шестьдесят сантиметров; этот остров может быть стойкой, чтобы позавтракать на бегу, или обеденным столиком, да мало ли чем.
Я пускаю рисунок по кругу.
Рисунок не может не завораживать, я это знаю. Конструкция едва заметно как бы кренится к полу, к основанию, которым служит пятнадцатисантиметровый, глубоко задвинутый цоколь; этот фокус зрительно делает его легче, чем он есть. Как вы помните, так же устроен Парфенон. На столешнице круг из светлого дерева частично перекрывает такой же круг контрастного цвета, например из ламината или нержавейки, на манер частичного солнечного затмения. И в этой тёмной зоне веером раскинута вся кухонная тяжёлая артиллерия, включая гриль и вок.
Я вижу, как сотрудники тянут шеи, чтобы поглазеть на рисунок, пока руководство обдумывает вердикт. Это, можно сказать, флагман адмиральской эскадры, радикальное переосмысление всех самых растиражированных дизайнерских клише девяностых.
— А дырки для чего? — нарушает тишину директор по маркетингу. По всей окружности острова, во всяком случае его видимой части, под столешницей на равном расстоянии вырезаны круглые отверстия диаметром восемь сантиметров.
— Для бутылок конечно же, — отвечаю я.
— Понятно, — кивает она.
А я думаю: имя этой кухни «Сильвия». Если не на бумаге, то в моём сердце наверняка.