Дня через три Алик получил тельняшку, за Вахом не заржавеет, но странное дело, Алик не обрадовался, а скорее огорчился, — ведь жениться на Розе хотел, планы строил, а она круть-верть и к другому. Ладно, с Вахом ей будет лучше, он ее хоть на «Жигулях» прокатит, шашлыком угостит, пусть Роза срывает цветы удовольствия.
Теперь у него Жанна и только Жанна, и приставать к ней с угрозами опарафинить больше никто не будет. Оставалось задать Жанне главный вопрос, но чем дальше, тем непреодолимее казалось Алику это препятствие. Он уже раза три предлагал: «Давай поговорим откровенно?» — «Давай, а о чем?» А он опять — только откровенно, начистоту. И напоролся однажды, Жанна ему откровенно сказала:
— Мама говорит, будь с ним поосторожнее, продавцы на руку нечисты.
— Как это понять?! — Алик сначала побледнел, потом покраснел, потом вообще цвет потерял.
— Очень просто — воруют, поэтому и живут не по средствам.
— Зачем им воровать?! — вскричал Алик вне себя. — Они что, замок ломают, чемоданы крадут, стекла выставляют, да? Они берут свой товар, у них все под рукой лежит, открыто, свободно, зачем им воровать, скажи, пожалуйста? Твоя мама считает, если поступил дефицит, продавец не имеет права себе немножко взять? Мама твоя кто, бюрократ? Труженики прилавка берут свой товар, вносят свои деньги в кассу, все по-честному. Имеют право на дефицит, работа такая, только ненормальный не берет, но чокнутым в торговле делать нечего. — Алик не находил слов от возмущения, от оскорбления. — Надо — берут, не надо — не берут. Замки не ломают, пломбы не срывают, почему — жулики? Кто проживет на сто рублей?
— Я живу, Алик, на сто рублей и ничего, не умираю.
— Не умираешь, по… — хотел сказать «но и не живешь», но сдержался все-таки. — Работа у продавца нервная, если он начнет себе отказывать, друзьям отказывать, совсем психом станет. Сволочь, скажут ему, а не человек, кому попало продаешь направо-налево, а друзьям жалко, правильно? Я хочу поговорить с твоей мамой, она ничего не знает, а обвиняет. — Так появился повод зайти к Жанне домой. Она пригласила, только предупредила, чтобы никаких таких разговоров Алик с мамой не заводил, когда надо будет, Жанна сама заведет. А что касается честности продавцов, то давай раз и навсегда не спорить, — есть честные, но есть и жулики, наживаются, используя свое служебное положение.
Алик попросил Ваха достать ему фирменный галстук и фирменные носки срочно, только срочно, и Вах не заставил ждать, привез Алику французский галстук с косой полосой и две пары бельгийских носков с узором зигзагом. В воскресенье Алик приоделся. Взял с собой бутылку шампанского, шоколадный торт, бисквитный с кремом в автобусе раздавить могут, еще того-сего, но скромно, без икры и без армянского коньяка, чтобы мать ничего такого не подумала, и явился к пяти часам, как договорились. Едва переступив порог, сразу снял туфли на каблуке в четыре пальца, уравнялся с Жанной в росте, зато показал бельгийские носки. Вежливо, за ручку поздоровался с ее мамой, потом с ее братишкой, спросил, как его зовут.
— Тимур, — ответил мальчик и уставился на дядю, ожидая другого, более интересного вопроса, а у Алика их нет, о чем говорить с детьми, он пока не знает, и для начала спросил, какую игрушку ему принести. Тимур замялся, отвернулся в смущении, видать, скромняга, весь в сестру, молчал-молчал, наконец выпалил: — Велосипед. И еще жирафа, как у Жанны в садике, только чтобы живой. И еще собачку!
М-да, скромняга дальше некуда.
— Как тебе не стыдно, Тимур? — перебила братца Жанна. — Дядя Алик как раз такой, что возьмет и жирафа тебе притащит.
Тут и Алик засиял — от похвалы, и Тимур засиял — от надежды. Крути-верти, а велосипед придется ему купить, но прежде надо развеять ложные представления у его мамы.
Прошли в комнату. Телевизор простой, «Рекорд», Алик сразу к нему, будто пришел по вызову.
— Работает?
— Работает.
— Нормально работает, картинка не прыгает?
— Нормально.
— Жалко! — от души сказал Алик, после чего мать улыбнулась, а Жанна рассмеялась.
Ему очень хотелось сразу же, с первых шагов починить что-нибудь сложное, показать какой он умелец, золотые руки, пусть они спросят, если не верят, у Василь-Василича, с похмелья у того руки трясутся, паять не может, схему не видит, все доверяет Алику. Очень захотелось Алику купить им цветной телевизор вместо ихнего простецкого, привезти, занести, включить, настроить, — и все сидят, смотрят и радуются, не надо никого вызывать, ждать, просить, не надо оформлять в кредит, Алик все сделает сам — как в сказке, вы только пожелайте! Он мог бы сделать это хоть завтра, взял бы в кассе семьсот рублей запросто, как берет тот же Вах, как Мусаева берет, а потом легко поправляют все за счет дефицита, взял бы и привез им на такси «Витязя», или еще лучше «Электрон» и сразу со стабилизатором, только вот жаль, что мама ее зуб против него имеет, очень жаль… Он сразу ощутил, что мама приняла его как-то не так, ни одного вежливого вопроса не задала, ушла почему-то на кухню и не возвращалась. Делать нечего, Алик выложил перед Жанной кое-какой дефицит, сервелата палку, баночку крабов, сыр российский. Жанна, конечно, ах и ох, да зачем так много, на весь детский сад хватило бы, только и забот у нее про своих короедов, но глаза, правда, заблестели, все-таки женщина, то есть, вернее, девушка, а впрочем, кто знает, может быть и… не дай бог, конечно. Посидели-посидели, мама так и не появляется, что-то там на кухне делает, Алик вспотел, распустил свой французский ошейник, занервничал, засуетился, — может быть, он пришел не вовремя? Жанна пыталась его успокоить, мама, мол, нарочно их вдвоем оставила, у Жанны нет своей комнаты для приема гостей, но Алику не терпелось поговорить с мамой, просветить темноту, а тут и в самом деле стемнело, Жанна щелкнула выключателем раз, другой и только после третьего щелчка свет включился.
