На другой день он ждал Жанну с утра, но она не пришла, ждал после обеда — не появилась. Привозили сосиски, Алик взял полкило для нее, а она не показывается. Горит на работе, оправдал ее Алик, двадцать два короеда — это вам не сахар. Ну а раз такое дело, не будем ее винить и подождем терпеливо, Алик даже на очередь перестал смотреть, потеряла она теперь для него значение. Так ли, этак ли, но день пропал, пятница, кстати, рыбный день. Но и в субботу Жанна не появилась, а это уже ни в какие ворота. Была у Лильки колбаса по два сорок, он взял полпалки и опять зря, холостой пробег, не пришла… Алик задумался — почему? Может быть, он слишком по-наглому к ней пристал и она теперь обходит 7/13 по большой дуге? После перерыва привозили масло, он еще взял полкило у Лильки, снова ждал-ждал — и снова холостой пробег. Спокойно, Алик, сказал он себе, если бы она каждый день съедала полкило масла, то была бы не такой худой. Да не в продуктах дело, в конце концов, она могла бы и просто так зайти, для закрепления знакомства, надо же ей не только себя кормить, но и братишку, еще и маму, есть же у нее мама, а может быть, еще и сестренку… И тут Алика осенило, какой он топор, какой ишак карабахский, всю семью называл, а про мужа забыл, а как раз муж-то и запретил ей таскаться по гастрономам, придет к Алику сам и скажет: ты тут кое-что обещал моей Жанне, так давай, выкладывай…
Нет, про мужа как-то не верилось, не похожа она на замужнюю, у тех вид совсем другой, более самоуверенный и ко всему равнодушный, с мужем у них все проблемы снимаются с повестки дня, на таких пустой номер за километр видно. Нет, Жанна совсем другая, она девушка, Алик уверен на все сто. Однако же вот не пришла…
Он был слишком с ней «извините-простите», сдачу принес, копейки считал, зачем ей нужен такой мелочный друг-приятель? А если он в женихи начнет прилаживаться, а потом станет законным мужем, так из него же копейки лишней не выбьешь. Эх ты, Алик-Алик, темнота ты и простота, надо было вести себя вот как Вах с ними ведет, швыряет деньги пачками, не считая, рубашки не стирает — выбрасывает, о носках и говорить нечего, они для него как сигареты, надел один раз и все равно что выкурил и выбросил. Нет, надо было к ней по-другому подъехать, не брать с нее деньги, рогами упереться.
Ну а с другой стороны, разве девушка, если она настоящая, бросится на дармовое масло? Да и зачем Алику такая жена, перед которой надо каждый день сотенными швыряться, где он их брать будет? А тут еще ходовой товар подвезли, пива навалом, «Яблочное» по рубль восемьдесят и «Талас» по два десять, суббота, конец дня, и они с Вахом за каких-то сорок минут наторговали пятьсот рублей, Алик устал к закрытию до того, что прогнал Розу без всяких-яких и тем закончил свою трудовую неделю. Завтра воскресенье, 7/13 закрыт, в понедельник уже исполнится три дня, как они с Жанной не виделись, забудет она его внешние данные, придется снова к ней подкатывать, а с какими словами? Потом его сразила молния — у Алика все только молнией — молнией сразила его мысль: она его избегает, он ей противен, да и кому может понравиться торгаш алкашеского отдела? Дать ему прямо от ворот поворот она не может, поскольку девушка скромная, ей будет стыдно, поэтому лучше не показываться ему на глаза, чтобы не приставал — и точка.
Но зачем она так хорошо улыбнулась ему, один раз, правда, но очень хорошо улыбнулась и сразу стало видно, что она ему целиком и полностью доверяет. Хотя, кто ее знает, человек ведь может и сам себе улыбаться…
В воскресенье Василь-Василич собрал пустые бутылки, ушел с утра и пропал, Алик сидел один, пить он не пьет, хобби у него нет, жены нет, детей нет, — хоть пропади со скуки, так что, когда под вечер подвалила Роза, он ей честно признался, что старый друг лучше новых двух. Не будет он ее прогонять, подружка она что надо, даже Вах на нее глаз положил, предлагал Алику на той неделе: «Продай ее мне дней на десять». Алик что — безотказный, но тут уперся, сказал, что намерения у него серьезные. Вах все понял и больше не приставал. Пусть она пока побудет с Аликом, может быть, он к ней привыкнет, Роза скоро получит паспорт, а там, глядишь, и в самом деле через два года в загс. Роза осталась ночевать, все было в полном ажуре, а утром в понедельник Алик увидел Жанну в очереди к Лильке Горлышке. До того ему стало обидно, что он молниеносно вспотел, куртка его, только что надетая и вся чисто белая, так и прилипла к лопаткам. Было еще только десять утра, Алик и в голову не мог взять, что Жанна придет так рано, да и вообще он Розе сказал, что больше с ней не расстанется, а теперь вон что получается — вспотел и притом молниеносно. Он и думать забыл про Жанну, просто глянул на очередь — стоит в платье таком голубеньком, спина назад, живот вперед и опять читает, какой была в тот день, такой и осталась. Воспитанная девушка могла бы подойти к Алику и просто поздороваться как со знакомым человеком, — нет, стоит, читает и все, Алика, можно сказать, в упор не видит, правда, у Алика покупателей сегодня порядочно, понедельник для них день тяжелый, так она могла бы хоть издали ему знак подать, сделать ручкой, — нет, стоит себе, в книжку уткнулась. Масло у Лильки в расфасовке, очередь продвигается быстро, может так выйти, что расфасовка Алика подведет и Жанна уйдет без его помощи, со снабжением у нас всегда так, когда надо, не достанешь, а когда не надо, хоть завались. Он надеялся, что Лилька вот-вот заорет на весь магазин кассирше: «Масло не выбивать!», но Лилька как назло молчит, а очередь движется прямо как на посадку в автобус, и Жанна шагает, но все как-то боком норовит к Алику и глаз от книжки оторвать не может, и вот настал последний миг, она взяла желтый брикет и положила его в сумку, — Алик все до мелочен видел, хотя алкаши окружили его прилавок китайской стеной, — положила и пошла себе на выход среди других прочих. Что делать? И Ваха как назло нет, все одно к одному. Алик молниеносно содрал с себя белую куртку.
