— Я считаю, у Аллы все хорошо, — продолжала Инна. — На работе ее ценят, дети у нее растут, одна уже замужем, слава богу. Но сорок лет есть сорок лет. Я хочу присоединиться к Сакену и пожелать ей личного счастья, да!
— Ты тоже берешь ее второй женой? — поинтересовался Вадим. — Человечество изо всех сил борется с институтом брака, а вы мне тут позволяете!
— Никаких жен, никаких мужей, на свалку истории! — вскричал Ваня Цой.
— В конце концов, что мы за друзья, если не можем найти ей хорошего мужика?
— Ради бога, Инна, — взмолилась Алла.
— Инночка, лишаю тебя слова. Скажи всем «благодарю за внимание» и сядь на место.
— Но я еще про зло не сказала, Вадим!
— Давай, только напряги интеллект.
— По-моему, главное зло — это обогащение.
— Моя специальность, между прочим, — сказал Валерий Петрович.
— Мой обогатитель принес на восьмое марта талон на ковер, радуйся, говорит, мы получили право на роскошь. Я очень рада, но кто мне принесет тысячу рэ? Муж меня утешает: чем больше будет прав у честных людей, тем меньше будет прав у жулика.
— Он обогатил тебя философской мыслью.
— У честных пусть будет талон без ковра, а у жуликов ковер без талона, все правильно!
— Но где тут добро, где зло?
— Я вот сдам макулатуру, которую он читает вместо того, чтобы помогать жене, и обогащу его талоном на «Трех мушкетеров».
— Это называется личное счастье, Алла, ты обрати внимание!
Регина опять пристала, чтобы Сакен рассказал о круизе — Данилов обещал ей путевку на следующую весну.
— Что тебя интересует?
— Даю ориентиры, — подсказал Вадим. — Про стриптиз не надо, про ночной бар не надо, про порнографию мы сами знаем, про безработицу тоже.
— А больше и рассказывать нечего! — Сакен руками развел. — По родине я скучал, как положено, приехал с радостью, а здесь новости. Коллега Малышев подрался с дворником и залег в больницу, чтобы избежать суда.
— Но это чушь, Сакен, извини меня! — вспыхнула Алла. Наступила подозрительная тишина, но она ее не заметила. — Он у нас лежал. Переутомление, небольшой криз. Представь себе, все требуют хирурга Малышева, панариций, фурункул, непременно Малышева. — Она совсем не хотела задеть Сакена, само собой получилось.
— Но зачем дворников избивать, на них и так дефицит.
— Да что вы вцепились в Малышева! — воскликнула Инна. — Это хирург от бога. И мужчина, каких поискать.
— Как ты определила, Инночка, пальпаторно?
— Визуально достаточно.
— Факт есть факт, я его не люблю, — сказал Сакен.
— Сакен Муханович, а янычары, интересно, в Турции сохранились? — попытался Валерий Петрович сменить тему.
— Янычары были от Сакена в восторге, — сказал Вадим.
У Аллы горели щеки, на лице застыла улыбка, она не ожидала от Сакена таких слов о Малышеве. И в перепалке с Вадимом у них ни такта, ни осмотрительности.
— Друзья, минуту внимания, все сюда! — Валерий Петрович все еще не терял надежды выровнять крен. — Скажите, чем отличается старая интеллигенция от новой? Не хотите подумать?
— Не хотим, — решила за всех Инна.
— Тогда я скажу тост! — Валерий Петрович чуть не с ногами вылез на стол. — В сорок лет женщина расцветает, гляньте на нашу Аллочку Павловну…
«Неужели Малышев и вправду подрался с дворником?» Лицо ее горело, пусть думают — от комплиментов.
— У нее замечательные дети, — продолжал Валерий Петрович. — В нашем замечательном городе есть улица Родионова, по ней мы ходим и ездим. У Аллы Павловны было прошлое…
— Аллочка, ты, оказывается, женщина с прошлым?
— … есть настоящее и будет будущее!
— Хватит, Валера, мозги компостировать, — прервала мужа Инна, красная от вина. — Мы должны ей найти хорошего мужика. Остальное все прах и тлен.
…Он мог бы ей сейчас позвонить. Ну чего ему стоит поднять трубку и набрать номер? Подарок был бы для нее самый что ни на есть щедрый. Почему бы ему не прийти сюда в такой важный для нее день? Бабий век действительно сорок лет. Пришел бы, поздравил с окончанием века… Разговор за столом был бы совсем другим от его присутствия, это точно. Он не позволил бы им такой пошлый, уличный уровень перепалки. Но он не знает про круглую дату.
Пусть не знает, но позвонить бы мог. Сердце ему должно подсказать, оно у него чуткое — раненое. Пусть сейчас, сию минуту подскажет… Или лучше потом, когда все уйдут, и ей станет особенно грустно.
