— Раньше я за трояк мог полный бак залить, сорок литров, а сейчас шестнадцать рублей отдай, подорожал бензин, девяносто шестой скоро будет как коньяк стоить. Энергетический кризис в масштабах планеты, и это теперь уже не кончится, Мариночка.
Если бы она отстранилась хоть чуточку от своей заботы, она вспомнила бы, что Борис вообще такой, любит побрюзжать, это ему крайне нужно, иначе у него с пищеварением будет не все в порядке, — но отстраниться Марине сейчас трудно, просто невозможно.
— Выслушай меня, ради бога, Борис, очень тебя прошу. В последний раз.
— В последний? Конца-краю не будет, Мариночка. Демографический взрыв, опять же глобальное явление, как и энергетический кризис. Последние волосы покидают мою плешь, это верно, последние дни хожу на свободе, тоже недалеко от истины.
— Почему ты меня не предупредил, если отказываешься? Ты меня попросту подвел, я обещала людям, ничего не зная о твоих ужимках и прыжках. Я бы не договаривалась с женой Сиротинина.
— Ого, на старуху проруха!
— Она не старуха, к твоему сведению, но дело не в этом, помощь нужна не ей, а ее дочери.
— Уволь, Мариночка, уволь, мне уже сны снятся содержательные.
— Борис, помощь нужна прежде всего мне. Я Сиротининой обязана.
— И чего ты перед ней стелешься?
— Твой сын в Москве учится, тебе хорошо, а я свою в паршивый местный институт не могу устроить.
— А муж у тебя на что? Именитый, знаменитый, авторитетный.
— Как будто не знаешь!
— «Твой сын», говоришь. Мой Санька голова, на всех математических олимпиадах первые призы брал, из Новосибирского Академгородка персональное приглашение получал. Я тут палец о палец не ударил, — проговорил он ей с упреком.
— Я тебе верю и завидую, ты не ударил, а мне вот приходится, как видишь, ударять и еще как. Вчера я смотрела дочь Сиротинина, двадцать недель, сейчас они меня ждут, а ты мне словеса плетешь, когда у меня сердце стынет. Я же не знала о твоих уходах-переходах из большого спо-орта! — растянула она саркастически.
— Мой Санька голова, стервец. Прислал мне свой реферат, я на уши встал.
— Поможешь ты или нет?! — вскричала она вне себя.
— Не кричи, а лучше послушай, это имеет прямое отношение к нам с тобой, наберись терпения. Так вот, Санька пишет, что в Принстоне ученые разработали проект космической колонии полтора километра в диаметре. Все у них там будет свое — овощи, фрукты, заводы, фабрики. Жить там будут не двое-трое-пятеро, а десять тысяч человек, — вот такая колония. Мой Санька уточнил ее название: исправительно-трудовая. Я вижу, тебе уже не так скучно, Мариночка, пойдем дальше. Мой отрок делает гениальное обобщение. Как раньше каторжных отправляли на галерах в море, так теперь закоренелых преступников следует отправлять в космос. Логично и целесообразно. Вместо расстрела или электрического стула — туда его, и это будет актом высокой гуманности, мы ведь не пресекаем жизнь. Там будет модель нового общества с высокосознательным коллективизмом. Стоит только одному нарушить режим, как вся колония в пух и в прах, это обяжет всех к высокому чувству ответственности. На земле места заключения, называемые, кстати, тоже колониями такого или сякого режима, сплошь убыточны, одна охрана столько бюджета пожирает, а там — все сами, не потопаешь — не полопаешь.
— Все это остроумно, Борис, и намек твой понятен, но я сейчас в таком положении…
Но он снова перебил:
— Не подать ли нам заявление, Мариночка? Срок брезжит достаточно долгий. От восьми до пятнадцати лет. Ты, допустим, этого не знала по женской слабости, но незнание закона от ответственности не избавляет. От уголовной, я имею в виду.
— Ты просто трус! Еще не было случая, чтобы судили врача за то, что он спасает людей!
— Дадут нам с тобой красный свет рано или поздно. — Он притормозил перед светофором, показал Марине пальцем — красный свет. — А вот дождемся ли зеленого, бабушка надвое сказала.
Засиял подсолнухом желтый кругляш, Марина придержала дыхание, испуганно ждала, а вдруг и вправду зеленый провалится, замкнет светофор или что-нибудь там сломается, — нет, слава богу, четко загорелся зеленый и очень приятный, изумрудный такой, весенний цвет. Борис передвинул рукоятку с прозрачным набалдашником (в набалдашнике застыл паук), поехали дальше.
