– Собственно, далеко продвинулся, будьте любезны. Я вам как математик доложу следующее, – опираясь на элегантную трость, привстал приятный джентльмен в аккуратном английском сюртуке. – Положим, некто принадлежащий Союзу сообщил этому, как вы изволили выразиться, «мусору», главную числовую закономерность, а дальше подхватили, развинтили, разложили, снова сложили, и вот тебе виртуальность. Так недалеко и до дематериализации добраться, а может дематрицеализации? А вы говорите, продвинулся или не продвинулся. Но свободы маловато, тут я согласен. А балласт пусть занимается продолжением рода, это его прямая обязанность. Зачем же всем пузырьки с увеличивающей жидкостью?
– Коллега, вы вполне правы насчет пузырьков, да и пирожки мы ваши оценили, нет слов, – усмехнулся сидящий рядом с оратором симпатичный франт британской наружности. – Я только бы хотел добавить вот что. Вы забыли о Красоте – по-моему, все делается ради Красоты. Ради того чтобы все работало, понимаете. Так чудесно все устроено, механизм запущен, все крутится, вертится, складывается, раскладывается, повторяется. Математические закономерности, музыкальные гаммы, цветовые палитры. Ха-ха-ха, так весело. А что там жены с мужьями каждый день делят и поделить никак не могут, вообще не имеет никакого значения.
– Отлично сказано, дорогой мой, – зааплодировал очень похожий на Алексея Максимовича Горького председатель с густыми усами. – Но что-то мы все пустились в абстракции, – покосился он лукаво на соседа в пенсне. – А у нас ведь важный и вполне конкретный вопрос. Да и, кстати, наш эксперт к нам присоединился. Я бы попросил вас, мсье Кочубей, рассказать нам о ваших Дазайнерах.
Кочубей похолодел изнутри, не ожидая такого поворота событий. Однако, взглянув на Буффона, нашел в себе силы встать и резво пройти в первый ряд. Он всегда испытывал леденящий ужас и даже своего рода паралич, если его просили высказываться с места. Гораздо привычнее было обращаться к аудитории, заняв место преподавателя. Но тут он рисковал потерять дар речи абсолютно, чувствуя себя полным ничтожеством перед лицом высокочтимого собрания. Он произнес:
– Мы все знаем, что Игра – покрывало от страшной правды, от смерти, от потерь и расставаний, уготованных человеку. Когда я закрываю глаза перед сном, часто на меня накатывает невыносимая Тоска по Бытию. Слезы текут по моим щекам от осознания непонимания замысла мироздания, при этом параллельно я совершенно отчетливо ощущаю счастье и наслаждение от пребывания здесь и сейчас в настоящем, которое я тщетно пытаюсь ухватить. Эта двойственность сводит меня с ума в ночные часы, а наутро всего лишь придает остроту и пикантность дневному веселью. В общем, я и есть типичный Дазайнер, и я хочу найти выход из тупика линейности…
* * *
Машина ехала вдоль красных полей с взрыхленной оголенной землей, на которой произрастали рядами высаженные, скрюченные, заверченные оливы. Они напоминали человеческие фигуры, настолько замысловатые формы приобрели за десятки лет их отливающие перламутром стволы. Почему-то в голову приходило слово «пампасы», до конца непонятное, но всплывающие из глубин подсознания, внедренное туда еще в детстве книгами из серии «Библиотека приключений». Кочубея провезли через высокие ворота, за которыми открывался вид на огромную территорию ослепительно белого города-отеля с вывеской Borgo Ignazio, что буквально означало Город Святого Игнатия. В полумраке прохладного холла он увидел большие мраморные продолговатые яйца, клетки, солому, в нишах любовно подсвеченные дрова и пачки газет для растопки камина, связки огромных железных ключей на стенах, круглые каменные кадушки с овсом или пшеницей. Пока он все это с интересом разглядывал и даже ощупывал, к нему вышла улыбающаяся девушка и, уточнив, гость ли он синьора и синьоры Будянских, попросила следовать за ней. Они вышли из кондиционированного помещения во внутренний двор, пройдя через галерею арочных сводов. Яркий дневной свет ударил в глаза, и безжалостное полуденное солнце обожгло лицо. Они долго шли по белоснежным каменным аллеям, мимо нагромождений из башенок, лестниц, арок, кубов и параллелепипедов. Было пустынно. Огромный ресторан с перевернутыми стульями казался в это время суток страшно безжизненным. За поворотом Кочубей увидел бассейны, наконец-то островок влаги в этом мертвом городе, напоминавшем раскаленную сковородку. Чудесным образом они нырнули в одну из арок и оказались в приятном кафе с низкими столиками, уютными бежевыми диванами и уходящими в обе стороны сводчатыми коридорами. Кочубей не мог не восхититься мастерством архитектора – как он умудрился соединить средневековые формы и современные инсталляции. Так просто и лаконично, полная гармония в каждой мелочи. Девушка попросила его присесть и немного подождать. Официант принес Кочубею холодный кофе – cafe freddo и воду без газа – aqua naturale в запотевшем стаканчике. Кочубей недолго наслаждался одиночеством, в перспективе арочного коридора показалась респектабельная пара в белоснежных льняных одеяниях.
