— И не просто избил, избил до полусмерти. Ты его за малым не убил! — не обращая внимания на наши реплики, продолжил Федор Гордеевич. — Теперь у Игната с лицом серьезные проблемы. Требуется длительное лечение. Ему придется пропустить год обучения в Московском Императорском университете.
— А разве он тоже туда поступил? — удивился я, потому как совершенно не предполагал, что мне придется с ним регулярно видеться теперь еще и в Москве.
— Тоже! Представь себе! — теперь перешел на крик дед. — И после случившегося вместо того, чтобы явиться в семью, покаяться в том, что наделал, ты взял и сбежал! Нам оставил со всем разбираться!
Меня снова подмывало встрять, но отец подал рукой знак молчать.
— Знаю, победителей не судят. Мы отказались тебе помочь в получении второй способности, поэтому ты сбежал. И надо отметить, отказали не безосновательно. Я и сейчас считаю, ты не готов к Темной зоне.
— И все-таки он взял способность, — тихо произнес отец.
— Ну, и что с того? Взял лед и тем отрезал себе дальнейший прогресс для развития. Вместо еще одного потенциального абсолюта у нас в клане теперь иллюзионист, способный призывать лед. А на этом все, ничего другого он взять уже не сможет.
Меня снова подмывало встрять. Хотелось похвалиться умением материализации. Но дед еще не закончил.
— Ну, и наконец последнее. Как следствие твоей безалаберности, ты попался в руки тайной канцелярии. И нет чтобы сразу позвонить нам, зачем-то взял на себя роль мученика.
— Антон Вениаминович говорил, почему Андрей не сознавался.
— Говорил. Поэтому я и разговариваю с ним спокойно. Я ценю проявленную Андреем стойкость. Скажу больше, в душе радуюсь за него. Он сумел выжить в тех дотах, смог до утра вытерпеть пытки. Но это не снимает с него ответственность. Вляпался с Тарасовым — пусть сам разбирается. Не может? Не знает как? Пусть придет и посоветуется. Силы неравные, видно, что не сможет справиться — мы всегда поможем. А что сделал он? Чем думал, когда натворил дел с Тарасовым? Чем думал, когда попался в застенки тайной канцелярии? Только не говори, что он хотел сесть по мнимым обвинениям.
— Я хотел потом сбежать, — вставил я.
— Так бежал бы! Чего не сбежал? Сам же захотел стать самостоятельным. Или ты хотел бежать тогда, когда они из тебя сделают отбивную? Ты разве не понимаешь? Ты попал к ним в тиски! И чем дольше в них сидел, тем меньше у тебя было шансов вырваться!
— Если бы Андрей что-то предпринял, если бы погиб кто-то из канцелярии, проблем было бы еще больше, — снова вступился за меня отец. — Пусть ему и удалось бы сбежать, сам знаешь, день-два, и они все равно бы докопались, кто он такой. Камеры слежения установлены повсюду. Можно отследить перемещения любого человека.
— Ничего этого не было бы, если бы он назвал себя дворянином. Без предъявления обвинений гасить Свет у дворян запрещается. А там пусть бы ищейки сами выясняли, какой дворянин, в каких реестрах зачислен. Он вправе был вообще отказаться от объяснений.
— Эм… А разве так было можно? — в этот момент я едва ли не потерял челюсть.
— Можно, если бы ты представился. Люди должны знать, кто перед ними. Тогда и отношение будет другим. Но это не значит, что нужно злоупотреблять направо и налево. По делу нужно представляться. Перед дворянами и равными, а не абы перед кем. Ладно, с канцелярией уже пройденное. Сейчас на повестке дуэль с Тарасовым. Сказали, вопреки приказу деда Игнат освоил молнию. Как понимаете, он поставил на кон все. Весь свой будущий прогресс, лишь бы взять у Андрея реванш. Итого будут молнии против льда. Дуэль будет идти до победного!
— То есть мне нужно будет его убить? А если не убивать?
Мои вопросы вызвали у деда удивление.
— Тарасовы настаивают на дуэли во всю силу. Они хотят тебя убить. И ты собираешься оставить Игнату жизнь? Собираешься повторить дуэль снова?
— Набить морду я могу любому. Меня потом не будут мучить приступы совести. Но убить… Убить я мог разве что Балашова, когда он ни за что устроил мне пытки. И то, только когда он пытал. Сейчас я уже остыл. Попадись он мне сейчас, набил бы морду как следует и только.
