Машина начала грохотать, клацать и выть. Затем с хрюкающим звуком она метнула в сторону города четыре крюка из черненой стали. Они погрузились глубоко в стену, как будто камень был живой плотью. Черные цепи, протянувшиеся от крюков к машине, начали натягиваться. Уловив происходящее, изранцы бросились бежать. С укреплений — на улицы. В поисках укрытий. Через мгновение стена, не знавшая прежде разрушений, пала. В теле Изры смертельной раной открылась пятидесятиярдовая дыра, хаос обломков и клубящейся пыли. Город пал. Война закончилась.
Внутри стен гордые когда-то изранцы бежали в ужасе перед эзранской машиной, зная, что и солдаты бегут следом. Город был подготовлен к такому повороту событий, хотя никто и не верил, что подобное и вправду может случиться. Жители попрятались под опустевшим городом, как тараканы забились в подвалы, бункеры, тайные убежища, и их страх лип к ним как застарелый пот.
Как гангрена сквозь кусаную рану, разрушительная боевая машина проскользнула вглубь изранских улиц, чтобы собрать человеческую жатву.
В эзранском войске на восточном холме поднималось волнение: что, сегодня не будет битвы? Джед Ланье выкрикнул приказ, повторенный его генералами и командирами отделений:
— Когда город будет очищен от последнего изранца, мы входим внутрь. Берите все, что можете. Сожгите остальное. После этого мы немедленно возвращаемся в Эзру.
Многие солдаты не могли понять приказ. Кто очистит улицы? Кто станет заниматься пленниками? Что заставляет их покидать город так скоро? Где та битва, победы в которой ждали поколениями?
Тар Миннок наблюдал, как ответ на все их вопросы катится по улицам Изры. Где бы ни появлялась машина, изранцы выходили из своих укрытий и следовали за ней, как покорные овцы. Адский фургон сделал по городу полный круг, собрав всех — мужчин, женщин, детей и животных — до последнего. Все живое следовало за машиной, катившей теперь из города дальше, в пустыню. Многие несли заступы и лопаты. Процессия следовала на запад от города, скрываясь с глаз вражеской армии, но не Тар Миннока. Под безжалостным полуденным солнцем люди начали копать. Те, у кого не было инструментов, копали руками, срывая ногти, сдирая кожу о каменистую почву пустыни. Даже собаки и кошки. Все, что могло двигаться — копало под управлением разрушительной боевой машины.
В городе эзранская армия беспрепятственно предавалась грабежу. Джед Ланье огляделся. Он был рад, что война окончена и Эзра вышла из нее победителем, но не чувствовал никакого удовлетворения. Они не заслужили этой победы, даже не обагрили руки кровью. Сказать, что все оказалось слишком просто, и то было бы глупым преувеличением. Работу сделали за них. По возвращении он уйдет в отставку. Он всегда знал, что это будет величайшим разочарованием в его жизни, но из-за такой победы над Изрой все становилось еще хуже. Его провозгласят героем. В хрониках останется запись, что он взял город и положил конец войне, но в этом для него не будет ни почета, ни гордости. Когда грабеж был закончен, он развернул свои обремененные добычей войска и повел их обратно к Эзре.
Солнце уже клонилось к закату, и они не успели уйти далеко, прежде чем пришло время становиться лагерем, но никто не хотел оставаться в городе на ночь. Люди тайком рассказывали о том, что видели в тот день и строили догадки о судьбе жителей Изры. Они устроили празднество и попойку, но та не сопровождалась привычной эйфорией победителей. Иногда ветер доносил издалека стоны побежденных. Звук был столь слабым, что его можно было списать на игру воображения, а солдаты оказались достаточно пьяны, чтобы и вовсе игнорировать его, но как только они заснули, вина и ужас проникли в их рассудок, и многим снилось, как машина пожирает проигравших.
Утром армия свернула лагерь и продолжила путь домой. Тар Миннок остался на месте, прислушиваясь к звукам, что доносились со стороны пленников и машины. Они работали всю ночь, и он едва не сходил с ума от того, что мог лишь безвольно слушать, не в силах им помочь. Если он выживет, его долгом будет предупредить всех об опасности этой машины. А может быть, он просто сбежит на юг, прочь от Эзры и Изры, и никогда больше не станет говорить о них.
