Дарий, приехавший посмотреть на работу своих строителей, не мог скрыть своего восхищения от увиденного.
Тронный зал был пронизан косыми солнечными лучами, полон воздуха и прохлады. Темно-серые мраморные колонны, увенчанные головами быков из золота. Мощные перекрытия из мидийской лиственницы. На возвышении стоял золотой трон с изображением солнца на высокой спинке с подлокотниками в виде львов. Над троном свешивались пурпурные кисти и бахрома расшитого золотом балдахина. Высокие стены были украшены разноцветными узорами, идущими сплошными линиями близ пола и высоко наверху… Все было богато и величаво!
«Жаль, отец не может увидеть всего этого, – невольно подумалось Дарию. – И Ариасп не дожил до этой поры…»
Главный зодчий показывал Дарию стены внутреннего двора и у парадного входа, на которых предполагалось сделать прославляющие царя надписи, поместить барельефы с изображением покоренных племен, несущих дары персидскому царю. Самое видное место было оставлено для изображения самого Дария и светлого бога Ахурамазды.
В один из дней, наполненных делами и заботами, на прием к Дарию напросился Мегабиз, недавно вернувшийся из Македонии, где договаривался с царем Аминтой о размере дани, которую македонцы были обязаны платить персидскому царю.
Дарий принял Мегабиза без промедления, тем самым желая выказать тому особое уважение.
Мегабиз завел речь о Гистиее:
– Царь! Что ты наделал, разрешив этому дошлому и хитрому эллину построить город во Фракии? Там обширные корабельные леса и много стройной сосны для весел, а также серебряные рудники. В окрестностях реки Стримон обитает много эллинов и фракийцев из племени эдонов, которые, обретя в Гистиее своего вождя, будут день и ночь выполнять его повеления. Не позволяй Гистиею создавать во Фракии собственное государство, иначе тебе грозит нелегкая война.
Мегабиз еще долго распространялся в том же духе, обвиняя Гистиея в намерении со временем отложиться от персидского царя, выкроив себе государство за счет его владений.
Дарий, может быть, и не послушал бы Мегабиза, но о том же самом его предостерегали Артафрен и Бубар, сатрап Фракии. Со слов Бубара выходило, что Гистией тайно связывается с теми из фракийцев, которые обитают за горой Пангеей и до которых не добралось войско Мегабиза. Эти фракийцы, полагал Бубар, с готовностью поддержат Гистиея в его войне с персами, если таковая вдруг случится.
И Дарий вызвал Гистиея к себе, якобы желая показать ему свою новую столицу, строительство которой подходило к концу.
Гистией приехал к Дарию, где при царском дворе ему был оказан достойный прием, несмотря на то что многие из персидских вельмож косо поглядывали на него.
Дарий показал Гистиею не только Персеполь, но и барельеф на Бехистунской скале и даже усыпальницу своего отца, которая к тому времени была великолепно украшена колоннами, высеченными в толще скалы. Дарий приглашал Гистиея на охоту и на прогулки в парках, где свободно обитали диковинные звери, привезенные персами из Индии и Египта. Желая посвятить эллина в свои дела, Дарий показывал ему планы дворцов, которые намеревался возвести в Вавилоне и Сузах по образцу персепольского дворца.
Так пролетел год, за ним другой.
Гистией, утопая в каждодневной роскоши, совсем позабыл о своих честолюбивых замыслах обогатиться за счет фракийских серебряных рудников и построить на реке Стримон город, который своим великолепием должен был превзойти все эллинские города. Для этой цели Гистией даже переманил во Фракию самосца Мандрокла и других известных строителей и мастеров по обработке камня.
О своих головокружительных мечтах Гистией вспомнил лишь тогда, когда Дарий стал праздновать переезд в свою новую столицу. Вместе с Дарием в Персеполь перебиралась вся персидская знать. Это походило на Великое переселение народов. Бесконечные вереницы повозок и вьючных животных двигались из Суз и Пасаргад по прекрасным дорогам, проложенным среди гор и пустынь. Впереди скакали кавалькады всадников в длинных, расшитых золотом одеждах, громыхали колесницы, сверкавшие на солнце посеребренными спицами колес и скрепами дышл…
