Увиливать не было смысла.
— Да, — кивнула Лючия. — Я хотела, чтобы вы взяли в руки короля. Своего или моего. Но вы не делали рокировку. Вы меня убьете?
— Нет, сначала я вас истерзаю, — обнажил мелкие, ровные зубы Бертолло и прикоснулся к своему, черному, королю. — А потом посмотрим. Полагаю, вы получите чарующую гамму наслаждений, коленопреклоненно моля меня о пощаде на глазах вашего мужа, отца и братьев. Вы будете обнаженной. Пол будет холодным. Но ваши мольбы — жаркими, ведь я оставляю вам надежду, что пощажу последнего…
Бертолло резко встал, швырнув короля через плечо. Черный властелин ударился о стену, раскололся, и два крупных куска адской смолы сгустками крови покатились по плитам мраморного пола.
— Стоило ли со мной играть? — приподнял бровь Бертолло.
— Стоило, — ответила Люция, дерзко тряхнув головой, и огоньки свечей согласно и радостно кивнули в такт ее движению.
Кардинал рассмеялся хрипло, по-вороньи, и грубо увлек женщину в сторону оконной ниши — он желал, чтобы этот позор семейств Карро и Паччини видел весь город. Усадил на подоконник, резко задрал юбки. Лючия спиной чувствовала, как на площади у палаццо останавливается один прохожий, другой, вытаращив глаза и раскрыв рот… Видели ли они, с кем собирается согрешить супруга Джованни дель Карро? Или пока еще гадали, застыв с раскрытыми ртами перед возмутительным, безнравственным зрелищем? Лючия дрожала от стыда, возбуждения и азарта, чувствуя, как обнаженная ножка касается бедра противника. «Я играю на своем поле», — пронеслось в голове.
Лючия закрыла глаза.
— Как приятно… — прошептала она.
Кардинал самодовольно усмехнулся, вторгаясь в темные глубины неразгаданной женской сущности.
Лючия беззвучно закончила фразу, Бертолло уловил дуновение, слетевшее с ее губ.
— …поставить подножку? — с недоумением переспросил он.
И тут же вскинул взгляд, прозревая. Но дремавшая пружина уже распрямилась, тонкая острая игла выскользнула из затаившегося смертоносного механизма и рванулась навстречу мужскому естеству из влажной тьмы, опасной и непокорной, как хаос предвечного океана. Абсолюту, порядку, мужчине только кажется, что он усмирил эти тысячелетние глубины, но во Вселенной властвует…
Лазаро Бертолло не смог бы завершить эту мысль, так как в его лексиконе не имелось еще слова «энтропия». Да ему в этот момент, наверное, было не до философии. Палаццо огласился нечеловеческим воплем попавшегося «на зубок» кардинала.
Осколки черного короля на полу медленно стекались в единую фигуру из темного янтаря, отсвечивая в лучах заходящего солнца багрянцем и кровью.
* * *
Вечером Лючия дель Карро сидела у зеркала, в котором отражались два лица — молодой очаровательной женщины в самом расцвете своего шестнадцатилетия и другой, зрелой, лет тридцати.
— Всё получилось? — спросила мать, пряча в ларец ожерелье работы флорентийских ювелиров. — Были какие-то сложности, дочка?
— Никаких.
Она улыбнулась отражению, дерзко обнажив ровные белые зубки. В голове билось торжествующее: «Лазаро, тебе не воскреснуть!»
— Как ты будешь объяснять мужу, каким образом семья избавлена от этого тирана?
— Тут не о чем и говорить, — покачала головой Лючия Дентата — именно под этим именем она и вошла в историю города. — Пусть думает, что я честно выиграла в шахматы.
Женщины переглянулись. Конечно, слухи о том, в какой позе сидела в окне донна Лючия, дойдут и до Джованни — но на то и Италия, чтобы множить слухи и нашептывать их в любопытные уши!
— Я была права? — помолчав, спросила вдова Паччини.
— Да, он сразу понял, что на фигурах яд.
— Я же говорила! О, я прекрасно изучила мужскую подозрительность еще при жизни твоего покойного отца! В последние свои дни — да упокоит Господь его душу! — мессир Паччини кушал только вареные яйца, а чистить их отдавал своему слуге. Когда всё идет слишком легко, мужчины чуют подвох. К счастью, у них не всегда хватает ума на многоходовые комбинации.
Лючия приложила к груди нитку жемчуга.
— Как думаете, пойдет?
— Да, жемчуг неплох. Это подарок твоего деда на мою свадьбу, — женщина вздохнула.
Её свадьба была в далеком прошлом. Молодость уходила: вот и дочь замужем, и внуков двое…
