– Ну что же вы так, голубушка? – Риторически вопрошал он.
Я устало кивала. За четверть часа я побыла и рыбкой, и зайкой, и черти чем с хвостиком. На все уже согласна, только перестань трещать.
– Себя надо беречь! Любить себя надо, жалеть. А вы! – Укоризненно щебетал толстяк.
Аннель, кажется, даже начала ему поддакивать. Эти двое явно собирались спеться, что было отнюдь не в моих интересах. К блондинке у меня возник уже как минимум один вопрос, с каждой минутой становящийся все более насущным.
– Короче! – Взорвалась-таки я. – Ваш диагноз.
– Повышенная возбудимость на почве нервного потрясения, – обиженно сообщил лекарь. – Как следствие, большая утомляемость и агрессивность.
– То есть все в порядке? – Уточнила я.
– Моя дорогая, я же объяснил…
– Вы объяснили – я поняла, спасибо, свободны! – Отчеканила я. – Вы же сами сказали про утомляемость и злобность! Так вот, я от вас уже устала, и не злите меня!
Добрый старичок недовольно покачал головой, но моему воплю внял, пообещав напоследок прислать служанку с успокаивающим настоем. После этого он наконец-то свалил, а я резво повернулась к Аннель.
– Где здесь туалет?!
– Ох, прости, – смутилась девушка. – Я должна была сразу подумать. Сейчас!
– Долго я в отключке пробыла? – Спросила я, последовав за блондинкой и с недоумением наблюдая, как эта аристократка по плечо засовывает руку под мою кровать.
– Совсем немного. Ты появилась вчера утром, а сейчас едва миновал полдень.
Значит, чуть меньше суток. Ничего удивительного, что терпение организма иссякло, и он начал негодовать.
– Вот, – с гордой улыбкой предъявила мне результат раскопок Аннель.
Это оказалась пузатенькая ваза с довольно широким горлышком. И с крышечкой.
Мне резко поплохело. Моим личным мерилом цивилизации всегда являлись предлагаемые ею блага. Согласно моей внутренней шкале, это милое королевство застряло в своем развитии на уровне каменного века.
– Что это? – Умирающим голосом вопросила я.
Ау, доктор, ты где? Мне сейчас срочно понадобится реанимация!
– Ночной горшок, – с удивлением уставилась на меня блондинка.
– А другого нет? – Глупо спросила я.
– Ты не бойся, он абсолютно новый, – успокоила меня девица.
Я расстроено прикусила губу. Обалдевший организм перестал выдвигать ультиматум, но легче от этого не стало.
А как они этим пользуются в своих юбках и кринолинах? Да они акробатки, блин!
У меня задрожали губы.
– Эжени, ты чего? – Аннель осторожно положила руку мне на плечо. – Это для больных и в случае возникновения острой необходимости. Хочешь, я тебя провожу в выделенную комнату? Их две: по одной на каждое крыло. Их приказал сделать еще прадед Тео… эмм, милорда! Только идти далеко – они в подвале.
– Идем! – Я мгновенно воспряла духом и бросилась к двери. – Я дотерплю!
Блондинка укоризненно покачала головой и потащила меня переодеваться. В целом, не так все плохо, в нашем офисе зимой и похлеще доводилось выряжаться. Если я дома ухитрялась на два свитера еще натянуть кофту, то тут проблем с нижней рубашкой, панталонами, платьем и подобием чепца, скрывшим мою встрепанную шевелюру, не возникло.
Идти было не так уж и далеко, хотя искомый объект находился в глубине дворцовых переходов. Это уже напоминало пародию на цивилизацию. С другой стороны, вспомнилось, как мы с подругой взяли автобусный тур по стране. Так вот, здесь, по крайней мере было чисто. По словам Аннель, подобная роскошь стала возможной только благодаря магам. Я только хмыкнула: значит, в этой дыре даже сантехник считается настоящим чудом. Надеюсь, ребятам хоть нормально за это платят.
Настроение у меня резко улучшилось, и на обратном пути я уже вовсю вертела головой. Королевский дворец оказался большим и очень светлым. Людей нам попадалось немного. Меня удивило, что Аннель практически все приветствовали легкими поклонами или реверансами, на которые моя сопровождающая изредка реагировала небрежными кивками. Если я правильно разобралась в местном этикете, то моя новая знакомая здесь далеко не последний человек.
Аннель даже преобразилась: от молоденькой заплаканной девочки сейчас осталась только копна белокурых волос. Спина гордо выпрямилась, плечи расправились, каждое движение было исполнено той грации и изящества, которых не достичь бесчисленными тренировками перед зеркалом. Они впитываются только с молоком матери.
