Лиза стояла над ними, глядя на них с презрением, показным равнодушием и… завистью? Как Рита потом не сможет сказать наверняка, слышала ли она голос Сони, так и Марк не будет уверен в том, что это чувство не привиделось ему в глазах самой Смерти.
— Как хотите, — холодно произнесла Лиза, а затем взмахнула руками, и вслед за ними поднялось вверх темно-бордовое платье, укрывая собой мир вокруг.
Воздух стал вязким и чуть солоноватым на вкус, забивался в нос и рот, заполнял легкие тягучей жижей, выедал глаза и щипал кожу. Все вокруг слилось, перемешалось, и было непонятно, где верх, а где низ. Рита крепче прижала к себе Соню, чувствуя, как другие руки точно так же прижимают к себе ее саму.
Сколько это длилось, никто из них не знал, но, когда бордовый воздух, наполненный кровью и затхлостью, исчез, Лизы на крыше больше не было.
Они ушли. Ушли, и она снова осталась одна. Сидела на самом краю крыши, свесив ноги вниз, но больше не болтала ими, как тогда, когда Юра нашел ее здесь. Сил не осталось. Ее как будто выжали, пропустили через мясорубку, перемололи в жерновах и выплюнули обратно.
Лиза понимала, что виновата сама. Не стоило торопиться. Она ведь давно наблюдала за Ритой и Марком, знала, что они — не ее отец, они не отдадут свою дочь, что бы она им ни обещала. Пришлось идти на обман, но и он не помог.
Впервые на этой крыше Лиза оказалась, когда ей едва исполнилось двадцать три и она еще была человеком. Тогда тоже была зима, но гораздо суровее нынешней. Таких зим, как тогда, Лиза и не помнила больше. От мороза трещали деревья, воздух казался не прозрачным, а белым, укрытая снегом земля как будто даже не дышала. Люди из домов выходили только в случае крайней необходимости, даже скот забирали в сени, иначе тот замерзал насмерть в хлеву. Недельный запас дров уходил за несколько дней.
И все же она рискнула сбежать в такую погоду. В соседнем поместье как раз гостил сын хозяев, иногда наведывался в гости и к ее мужу. Он жил в Петербурге, приехал на личном автомобиле и вскоре собирался обратно. Лиза тайно сговорилась с ним, отдала ему все те крохи, которые скопила за пять лет брака: немного денег и украшений, которые муж дарил ей, пока еще думал, что она на самом деле ведьма.
В последнее время жизнь ее стала совсем невыносимой. Аркадий наконец понял, что никаким волшебным образом разгромленное поместье, которое он купил за бесценок, не придет в порядок, а помещиком он оказался весьма посредственным. Работать не хотел, управлять крестьянами — не умел. Первые два года он относился к Лизе с нежностью, хотя она и видела, что это не настоящие чувства. Он все еще надеялся на ее дар. Хотел разбогатеть, не прилагая усилий. Но потом решил, что она специально не желает ему помогать. Пытался заставить, угрожал, даже бил. Только как заставить работать то, чего нет? Лиза даже постоять за себя и что-то объяснить не могла, потому что никто из людей не слышал ее слов.
Все чаще ей снился странный сон: она снова стояла в комнате матери, а та лежала на подушках, укрытая окровавленной простыней, и тянула к ней руки. Лиза слышала ее голос, который совсем не забыла за девятнадцать лет:
— Дитя мое, иди ко мне.
Лиза, теперь уже взрослая, шла к ней, но, подойдя совсем близко, внезапно понимала, что вместо матери на подушках лежит та самая незнакомка в темно-бордовом платье, которую она видел в тот день. Она поднималась, приветливо улыбалась Лизе, и от ее улыбки огнем начинал гореть лоб в том самом месте, куда много лет назад она ее поцеловала.
Однажды Лиза решилась спросить:
— Кто вы?
И — вот чудо! — незнакомка ее услышала! Никто никогда не слышал ее, а она услышала. Улыбнулась еще нежнее, и Лиза внезапно почувствовала такое родство с ней, как будто это она сама стояла напротив и улыбалась.
— Когда я тебе действительно понадоблюсь, мы встретимся, — ласково ответила она.
Лиза проснулась и в тот же день приняла решение бежать. Она не знала, куда бежит, что будет делать без денег и дома, как будет жить в чужом мире, где никто ее даже не слышит, но решение пришло так неожиданно и казалось таким правильным, словно кто-то шепнул его ей на ухо.
