– Значит, бесплатная автомойка “Юрий Гагарин” была на самом деле пунктом стерилизации.
– Бесплатная – это была моя идея, – скромно поделился Эрл Армалайд; – Так куда больше народу заманить можно.
– Ну а производительность? В лучшем случае вы могли стерилизовать население в радиусе пятидесяти миль, но никак не больше.
– Вот и мы об этом тоже подумали. Я ему все это объяснил, и мы нашли способ. Он тут сообразил, как самим делать эти самые стерилизаторы. Я собирался взять подряд и понастроить бесплатные мойки по всей стране, а потом – во всем мире!
– Прелестно, – сложив руки на груди, заметила Анна. – Так и должно быть. Капитализм в действии.
– А кто был в будке у выхода? – спросил Римо.
– Да эта... машина. Она... или он может превращаться в кого угодно. Или во что. Он, видно, и превратил часть мойки в механическое подобие человека. Я это самое подобие, правда, так и не видел. Он же ни разу из будки не выходил. Да я и не пытался, признаться. Я во как был сыт говорящими батареями отопления и глазами, которые таращились на меня из стен. Да и вообще всем этим.
– И где же Гордонс сейчас? – спросил Римо.
– Затаился, наверное. Он сказал, что выбрал эту местность, потому что его враги – то есть вы, ребята, – где-то рядом, и он дождется, пока вы к нему приедете, и тогда – хоп! – всех вас разом и стерилизует. Только приехал один этот... азиат, да и машина запаниковала, когда вы, мистер, потеряли сознание.
– Я не мистер, а Мастер, – процедил сквозь зубы Чиун.
Он взмахнул рукой над головой пленника, и Армалайд, закатив глаза, начал заваливаться набок. Римо успел поймать его и вернул в прежнее положение.
– П... простите, Мастер, – выдохнул Армалайд. – Ну и когда это случилось, он решил, что нужно нам разделиться – боялся, что вы захотите за своего приятеля отомстить. А в его планы прямое столкновение не входило.
Он и заставил меня спереть для него мусоровоз, на нем и уехал. А мне приказал дожидаться, когда вы появитесь. Ну а дальше вы знаете сами. Вот.
– И он водит этот мусоровоз? – удивился Римо.
– Водит – это не то слово. Он сам стал им. А мусоровоз потому, что в него как раз влезал этот самый спутник.
– Куда же он направился?
– Он мне не сказал. Но, думаю, делает где-нибудь свое дело, стерилизует народ. Он вообще хочет очистить от машин из мяса весь мир. От людей, то есть.
– Безумие какое-то, – покачала головой Анна.
– Нет уж, мэм, – это и есть выживание в его самой совершенной форме. Вы избавляетесь от человечества без всяких проблем. Никаких больше войн, никакого расизма и ядерной угрозы, навалом еды, воздуха и прочего. И только двое в мире – я и он.
– Но потребовалось бы не менее восьми десятков лет, – возразил Смит, – прежде чем на Земле умер бы последний ее житель.
– Мы надеялись на полвека, – признался Эрл Армалайд. – За пятьдесят лет даже самые молодые одряхлеют настолько, что мы вполне сможем помочь им отправиться на тот свет. Может, вы, ребята, запустите снова мои руки-ноги? Я уже вполне созрел ехать прямо в тюрьму.
– Увы, – развел руками Римо.
– А? Ну ладно, поеду так.
– Вряд ли.
Чиун кинул вопрошающий взгляд на Смита.
– Какова будет воля Императора?
– С ним все, в общем, ясно, – Смит пожал плечами. – Несчастный случай – только, прошу, аккуратнее.
– Что предпочитаете – сердечный приступ или внезапное удушье?
Римо наблюдал, как лицо Армалайда меняет цвет.
– Эй... послушайте, парни, вы не имеете права! Это противоречит Женевской конвенции. И потом, я же никого не убивал. Ну, стерилизовал там человек шесть... а в законе про это ничего не написано. Так что никаких прав у вас нету...
– А полицейские и агенты налоговой службы? – напомнил Смит.
– Ну, это другое дело. Это была война.
Это были последние слова, произнесенные Эрлом Армалайдом, – Анна, шагнув вперед, разрядила “вальтер” прямо в низкий морщинистый лоб специалиста по выживанию.
Тело Армалайда вытянулось на земле, несколько раз судорожно дернулось и замерло.
– Ну и работенку ты нам задала, – покачал головой Римо. – Теперь придется искать, где его зарыть, – иначе не избежать расследования.
– Ты так ничего и не понял, жалкий кретин! – выронив пистолет, простонала Анна. – Ты настолько погружен в собственные убогие размышления, что ничего, ничего не видишь вокруг себя!
