Дамаск - страница 8

Шрифт
Интервал

стр.

В глубинах портмоне, за визитками и кредитными картами он нашел маленькую фотографию матери. Она смотрела куда-то в сторону и немного вверх, будто собиралась встать и выйти из кадра. Казалось, волосы вот-вот упадут ей на лицо. У нее были яркие голубые глаза, а тонкая рука, отдергивающая штору, отразила свет вспышки и получилась очень бледной, почти белой. Генри сунул фотографию себе в карман, впихнув ее между кредиток.

Положив опустевшее портмоне на туалетный столик, Генри нашарил в кармане плаща целлофановый пакетик с порошком. Он все еще был там, на дне кармана, под мобильным телефоном, и длинные пальцы Генри нащупали соблазнительно выступающие подушечки резиновых кнопок телефона. Слишком рано звонить женщине, которую он любил, потому что сейчас она еще наверняка спит или читает, но он все равно достал из кармана телефон и включил его, натянув на голову плащ, чтобы скрыть загоревшийся зеленым дисплей. Он набрал номер, который знал наизусть, как молитву, чтобы просто услышать ее голос и убедиться – еще один день стоит того, чтобы жить.

Телефон не отвечал. Генри поправил воротник пальто и беззвучно двинулся к двери, когда у кровати зажегся светильник. Отец как и не спал – сидел на кровати, сложив руки на животе. По-отечески склонив голову набок, он сочувствующе улыбался. Затем сказал что-то по-японски, очень медленно, и Генри уставился на него, будто не понял ни слова. Отец наклонил голову в другую сторону, снова улыбнулся и заговорил по-английски с легким нью-джерсийским акцентом.

– Генри, – начал он, – тебе плохо.

– Я собирался выйти позвонить.

– В плаще?

– Я по мобильному. В гостиничный сад.

– Со всеми моими кредитками, да?

Генри сел на туалетный толик, и отец сказал, что если он нуждается в деньгах, нужно только попросить.

– Хорошо, папа. Мне нужны деньги.

– Тебе плохо, Генри. Завтра мы будем в Токио, и там тебе будет лучше.

– Я не вернусь.

– Билеты уже оплачены. Я договорился с доктором Осавой, он тебя посмотрит.

Отец всегда называл доктора Осаву неврологом, не находя более подходящего определения. Может, намеренно называл его так, но как бы то ни было, Генри видел в этом еще одно свидетельство того, насколько глубоко отец заблуждался в отношении своего единственного сына, мира, в котором живет, и всего остального. С Генри все было в порядке. Его не нужно спасать. Ему двадцать три года, и он может о себе позаботиться.

– Ты слишком много учился, – сказал отец.

– Я тренировал мозги.

Отец прекратил улыбаться, и его круглое лицо вдруг вытянулось и стало измученным и отстраненным. Он заговорил на японском, что Генри упорно проигнорировал.

– Мы улетаем сегодня вечером.

– Ты уже говорил.

– Ты болен, Генри, но ты не должен бояться. Я простил тебя за то, что случилось в Токио.

– Я не боюсь, и мне уже лучше. Правда. Британия меня изменила.


Сегодня первое ноября 1993 года, и где-то в Великобритании, в окрестностях Пензанса, или Эдинбурга, или Хастингса, недалеко от Саутгемптона, или Ньюпорта, или Торкея семьи Бернс и Келли проводят свой отпуск.

Опять ясно и солнечно, но Филипп Келли (16), старший брат Спенсера, жалуется на слабые легкие и часами просиживает за игровыми автоматами, играя в гонялки, вроде «Дьявольской гонки», или «Демона гонок», или «Автомобильной дуэли». Мистер и миссис Келли играют в мини-гольф (мистер Келли опережает миссис Келли на три очка, потому что миссис Келли, большая любительница кинематографа, играет не в полную силу, скорбя о Феллини. Она то и дело шепчет «Ciao Federico»,[6] пока муж не одергивает ее. Потом он выходит вперед еще на четыре очка и победно вскидывает руки: будь это настоящий турнир, скажем, «Мадрид Оупен» или любой из этапов «Ассоциации профессиональных игроков в гольф», он бы был очень близок к победе, оценивающейся, как известно, в сотни тысяч фунтов).

Чета Бернс, расположившись у воды, неподалеку от площадки для мини-гольфа, проводит время в компании рыбака, который согласился за умеренную плату свозить их на ловлю крабов. Миссис Бернс несчастна. Если бы муж не был таким занятым человеком, они бы проводили отпуск, как все нормальные люди, летом. Детям не пришлось бы пропускать школу, отставая от программы. И погода, которую рыбаки называют «неустойчивой», ей не нравится, и сама идея катания на лодках, ибо все это может закончиться совершенно трагически. Больше всего в этом деле ей не нравится оставлять детей одних, хоть муж и полагает, что они уже почти взрослые – Хейзл уже двенадцать, и она в состоянии сама о себе позаботиться. В конце концов у миссис Бернс не остается иного выхода, и она садится в лодку. А вдруг у мужа роман и, если она не будет уделять ему внимания, кого в том винить? Пока лодка отплывает от пристани, миссис Бернс берет с Хейзл слово, что та не полезет в воду.


стр.

Похожие книги