— Ты знаешь, о чем я думаю? — спрашиваю я Пино.
— Не знаю.
— Тебе надо как-нибудь собраться с духом и хорошенько помыть голову, чтобы увидеть настоящий цвет своих волос. Может, ты уже совсем поседел?
Пинюш хранит гордое молчание. Он очень похож на старого бедного и очень интеллигентного музыканта. Милый, добрый Пинюш...
— Иди посмотри,— кличет он меня.
Я сменяю его у подзорной трубы.
— Тебе не кажется странным поведение нашего объекта?
Я не возражаю: в поведении того типа появились новые нюансы. Лицо его мрачное, словно первая страница газеты «Ле Монд»[1]. Это первое, что бросается сразу в глаза. Второе,— он стоит! Вытащив сигарету изо рта, он держит ее в кончиках пальцев, застыв в позе напряженного ожидания. Чего? Кого?
— Как ты думаешь, что там происходит? — спрашиваю я.
Пино из Шаранта[2] наклоняет свою лучшую верхнюю часть к подзорной трубе.
Брови его, похожие на зубную щетку, соединяются вместе.
— Он прислушивается,— это точно!
Я соглашаюсь:
— Ты прав.
— Но он прислушивается не к шагам кого-то, поднимающегося по лестнице, так как в этом случае он бы стоял около двери.
— Тогда что?
Пино отталкивает меня от трубы. Один взгляд, и он восклицает:
— Вот оно что! Я понял!
— Что?
Он уступает мне свое место.
— Посмотри сам...
Тип находится все в той же позе, словно кем-то заколдован. Он смотрит в одном в том же направлении. Я определяю объект его интереса. Это телефон. Так вот в чем дело: в его номере звонит телефон!
Оптика подзорной трубы настолько сильная, что я даже различаю капли пота на лбу нашего клиента. У него что, аллергия на телефонные звонки? Или он не хочет отвечать? А, может, боится выдать свое присутствие в номере?
Мне понятно, он не хочет отвечать на звонок!
Потому что только в этом случае можно так долго терпеть аккустический садизм, как бы в подтверждение моих мыслей, тип закрывает свои уши руками.
Заняв пост наблюдения, Пино сообщает:
— Тип нервничает все заметнее! Ты надеешься, что он сегодня расколется?
— Вполне возможно... Но не думаю, что это произойдет так скоро.
«Но мне бы не хотелось, чтобы эти два дня заточения прошли напрасно»,— думаю я.
Я возвращаюсь на кровать, которая приветствует меня гимном любви всеми своими ста сорока сантиметрами ширины. Вспоминается начало этой истории. Она кажется очень любопытной. Забегите как-нибудь в мой кабинет,— и я вам все расскажу.
Вы хотите сейчас? Тогда слушайте, но только раскройте уши пошире.
* * *
Итак... На прошлой неделе один осведомитель сообщил нам, что в Панаме[3] появился опасный международный шпион, уже трижды ранее высылаемый за пределы Франции, но вновь и вновь возвращающийся, словно муха на мед. Служба Безопасности поднята по тревоге! Но вместо того, чтобы схватить шпиона, старик организует за ним слежку и поручает ее сыщику, прозванному мной Моргуном.
За шпионом следят днем и ночью, но создается такое впечатление, что Грант прибыл в Панаму, чтобы пожить в свое удовольствие. Его видят в кабаре высшего класса, распивающего шампанское и меняющего по десять женщин за ночь... Или пожирающего молочного поросенка в шикарном ресторане, где одно блюдо стоит как целый обед достаточно богатой семьи. Это уже совсем вызывающе, так как Грант по происхождению турок!.. Моргуну удается проследить за встречей шпиона и этого самого типа, за которым мы и наблюдаем сейчас, Пинюш и я. Разговор идет на повышенных тонах. Поведение типа Моргун объясняет его несогласием со шпионом. Когда собеседники расстаются, то Моргун, как моргун, делает промах: вместо того, чтобы идти за Грантом, он решает проследить за новым объектом, очевидно, сообщником шпиона международного класса, считая, что местопребывание Гранта ему и так известно... И попадает пальцем в небо, так как Грант не появляется больше в отеле, и кажется, вообще исчезает с поля видимости спецслужб.
Что же касается нового объекта, то он, пробродив по городу целый день, словно неприкаянный, вечером заходит в достаточно шикарный отель и снимает в нем под вымышленным именем (в этом мы точно уверены!) номер на целую неделю.
Забравшись в него, он вот уже второй день сидит словно в заточении.
