– У нее дед умер этой зимой, – невпопад сказал Маккинби.
– Я в курсе. Хороший человек был, кстати. А теперь еще и Берг. Она не будет разбираться, плох он или хорош. Она просто распространит на него недовысказанную любовь к деду. У меня крутится что-то в голове, где-то я слышал нечто подходящее для нашего случая… Ты можешь отвлечь Деллу на пару месяцев? Так, чтобы она точно не узнала про Берга?
– Отпуск. Ей давно пора в отпуск, – буркнул Маккинби.
– Превосходно. Мне нужно время, чтобы подготовиться.
– Только сначала со мной посоветуйся.
– Это само собой… А то, знаешь, всякое бывает. Ты не Господь Бог, чтобы справиться с любой задачей. Угораздит меня подкинуть ей неразрешимую загадку – еще хуже выйдет. Так что посоветуюсь, да. Чтобы ты этот орешек точно мог разгрызть.
Маккинби кивнул:
– Я наведу справки про Верону. Если вдруг будут новости, скажу. И, Дик, забудь ты про дурацкие счеты. Твоя правнучка вырастет, дождется, когда ты будешь ездить на инвалидной коляске, – и сдаст тебя в дом престарелых. Отомстит за отца.
– Без сопливых разберусь, – без всякой злости сказал Дик Монро.
Маккинби вышел на улицу, оглядел сгущавшиеся тучи.
Что-то назревает, подумал он.
* * *
Из нашего сада доносились разъяренные вопли, и я прибавила шаг.
Долгая прогулка под дождем не принесла мне облегчения, поэтому, вернувшись домой, я применила испытанное средство: пошла играть с собаками. А они, судя по крику, уже без меня поиграли – и доигрались.
– Скотина! – орал Тед. – Животное! Сколько можно?! Когда это кончится?!
Спецсобака Василиса сидела перед дворецким, трагически потупившись. Черная с рыжим морда изображала глубокое искреннее раскаяние. Не исключено, что Василисе действительно самую малость стыдно; кто их разберет, этих сибирских овчарок, они ведь не глупее некоторых людей.
Чугунная ножка садовой скамейки была обгрызена в мелкую стружку, будто по ней прошлись лазерным резаком.
– Ты – собака! – надрывался Тед. – На меня смотри! Ты – собака! Запоминай! Ты – собака! А ну повтори! Скажи: я – обычная собака! Я не жру ломы и лопаты, сволочь я такая! Я не ем скамейки! Зараза!
Завидев меня, Василиса дернулась было, но Тед как раз рявкнул: «Зараза!» – и «зараза» снова покорно уселась. Тед закрыл лицо руками.
– Не могу, – прогудел он сквозь ладони. – Я сейчас помру от хохота, и это будет непедагогично. Я кричу на эту дуру, а на самом деле хочу ее обнять.
– Ну ты ведь знаешь, что она не нарочно.
– Знаю. А делать-то что? Написать жалобу русскому царю? Приезжайте, ваше величество, научите свой подарочек хорошим манерам… Надерите ему рыжую задницу собственноручно, а то у нас не получается…
– Это нервное у нее. Это скоро пройдет.
– Пусть ветеринар пропишет ей таблетки от нервов!
– Вася, как тебе не стыдно! – сказала я.
Василиса в ответ сделала такую несчастную морду, что Тед застонал, безнадежно махнул рукой, повернулся и ушел. Бессовестная собака мигом ожила, вскочила и, молотя хвостом, бросилась ко мне здороваться.
Сибирских киборгов нельзя вывозить за пределы штата, они не продаются ни за какие деньги. Каждый из них – штучная работа и национальное достояние Сибири. На самом деле, как шепнули по секрету знающие люди, проблема не столько в национальной гордости великороссов – хотя не без этого, – сколько в конструктиве. Сибирь небогата редкоземельными металлами, львиную долю их сжирают аэрокосмическая промышленность, энергетика и оружейка. Поэтому инженерная философия русских: мы лучше истратим на каждую вещь немного больше сырья, она выйдет немного дороже, зато ее можно оставить внукам в наследство, а что насчет «морального старения», это сказочки для пижонов. Все высокотехнологичные продукты Сибири спроектированы и построены на века: кондово, надежно, ремонтопригодно. Ремонтопригодность – это вообще такой сибирский фетиш. Все должно переставляться, взаимозаменяться, перепрошиваться и работать, работать, работать. Минимум половина начинки каждого сибирского киборга прослужит нескольким поколениям. С учетом того, что киборги живут лет по тридцать-сорок, прикиньте, какой там запас прочности! И нашу бедную Ваську, у которой вылезли неустранимые системные неполадки, хотели разобрать на запчасти. Спасли ее от участи конструктора природная смекалка, редкая красота, а еще добродушие нашего повара Майка и счастливый случай. А починил собаку буквально на коленке Дима Павлов, одаренный инженер и вообще интересный человек, при одном упоминании которого невозмутимый Август Маккинби каменеет, а эмоциональный Алистер Торн лезет на стенку. Надеюсь, это у них тоже просто нервное и со временем пройдет.
