– Как ее самочувствие? – произнесла Клодина дрожащими губами.
– Она сегодня не жалуется и говорит, что ей дышится легче и свободней, – сказала старая фрейлина, еще не отдышавшись от подъема по лестнице.
– Ах, вам и самой трудно, – рассеянно заметила Клодина, но Катценштейн уже выходила из двери.
Девушка не думала о коробке. Через полчаса она узнает, взял ли он ее кольцо, ей должны были сказать правду.
Она начала беспокойно ходить по комнате, хотя еле держалась на ногах.
Подойдя к окну, Клодина услышала крик стражи: «Вперед!» и герцог выехал на санях, за ним следовало еще двое саней – вероятно, он старался убежать от гнева и забот. Она тоже почувствовала потребность сойти вниз, в парк, чтобы освежиться на морозном воздухе, утомиться до здоровой усталости, которая поможет найти сон и забытье.
Машинально она остановилась перед коробкой, присланной герцогиней. Это был, вероятно, подарок из путешествия: высокопоставленная женщина никогда не забывала о приятных сувенирах для своих приближенных.
Клодина приподняла бумагу – скоро надо будет пойти вниз и поблагодарить, но ведь нужно знать, за что. В обитой голубым шелком шкатулке на дорогих кружевах лежала цветущая ветка мирта, на которую было надето ее обручальное кольцо.
Порывисто дыша, бледная, девушка вдруг очутилась на лестнице. Она пробежала коридор, но только перед комнатой герцогини почувствовала, что больше не в силах держаться на ногах. В приемной стояли доктор и старая фрейлина, которая указала на дверь, приложив палец к губам.
– Ее высочество уснула, – тихо сказала она.
Клодина как во сне вошла в так называемый рабочий кабинет герцогини. Это была маленькая комната со стенами из драгоценного дерева, покрытого резьбой. В ней стояли темные дубовые книжные шкафы, бюсты Гете, Шекспира и Байрона на высоких резных подставках, двери и окна обрамляли тяжелые драпри.
В этот серый день здесь было почти темно. Через одну из приподнятых портьер виднелся зимний сад, и в нем, освещенный лившимся сквозь стеклянные стены светом, был Лотарь.
Он стоял спиной к двери и, по-видимому, с интересом разглядывал куст желтых роз.
Клодина невольно отступила в тень высокого книжного шкафа, чтобы он не увидел ее; она не могла и не хотела встречаться с ним теперь. Чувствуя сильное сердцебиение, она вжалась в угол.
Девушка не хотела брать кольцо, которое казалось ей даром сострадания, – ведь он не взял его, чтобы не нарушить своего слова, и она не могла, не должна была принимать его назад.
Вдруг Клодина торопливо огляделась, нет ли возможности убежать, так как послышался жесткий голос принцессы Теклы.
– Ну, барон, – говорила она, – наконец-то вас можно увидеть. Знаете ли, я сердита на вас – вы до сих пор не появились у нас.
– Это не совсем справедливо, ваша светлость. У меня тут было много дел, и, кроме того, не принято наносить визиты в день своей свадьбы.
– День свадьбы? – со смехом воскликнула старуха. – Я нахожу, что вы выбрали странное время для шуток: герцогиня смертельно больна! Действительно, Лотарь, вы иногда очень странны. Разве вы не знаете, что герцогиня в любую минуту может умереть?
– Я, ваша светлость, очень далек от шуток. Я сам потрясен известием о пожелании герцогини, чтобы наше венчание состоялось сегодня, если, конечно, моя невеста согласится.
– Желаю счастья, барон! Но почему же вашей невесте не соглашаться? – насмешливо спросила принцесса. – Она так быстро согласилась на помолвку, за которой, конечно же, должно последовать и венчание. Впрочем, что за странный каприз со стороны ее высочества?
– Странный? Неужели так странно желание ее высочества увидеть, что счастье двух людей обеспечено, что они достигли пристани и избежали всех мелей и скал, которые угрожали им до свадьбы? Признаюсь, что не нахожу это странным и с благодарностью принимаю такой каприз.
– Вы раньше не нуждались в защите, Герольд. С каких это пор чувствуете вы себя таким слабым? Ведь вы сумели добиться моего согласия, когда я отказала вам в руке своей дочери? Давно ли вы стали бояться сильнейшего, скажем лучше, могущественнейшего, или…
– Я не боюсь честных врагов, – медленно сказал Лотарь, и каждое его слово звучало уничтожающе. – Ваша светлость, вероятно, знает из басни, что лев всегда великодушен. Его я не боюсь как противника, а боюсь змей, которые подползают, крадучись, и отравляют своим ядом невинных. Я не могу оградить свою будущую жену от злых наговоров, пока не обвенчаюсь с ней, потому что мне приходится бороться здесь неравным оружием. Несмотря на мою продолжительную жизнь при дворе, интриги чужды мне, я так же не в силах разобраться в них, как в шумерской клинописи, и боюсь, ваша светлость, что никогда не научусь этому, несмотря на самые блестящие примеры.
