После всех этих размышлений Маргарита гневно окунула перо в чернильницу, и на бумаге тотчас же появилась громадная, жирная клякса.
— Ах, ты, несчастье! — воскликнула тетя София, поспешно подходя.
Она тотчас же вооружилась кляксопапиром, но при поисках перочинного ножа Маргарита с большим смущением вынуждена была сознаться, что директор отнял у нее нож, потому что она во время скучного урока арифметики стала строгать им парту. Прежде чем тетя София успела выразить свое вполне основательное негодование, девочка уже выскочила за дверь, чтобы «попросить перочинный нож у папы».
Несколько секунд спустя она с очень смущенным лицом очутилась наверху у двери, однако последняя оказалась запертой; ключа не было в замке, и в замочную скважину Маргарита могла видеть, что стул возле письменного стола был пуст. Что же это должно было означать? Папа сказал неправду: он вовсе не писал, его совсем не было дома! Девочка осмотрелась в высоких, обширных сенях; они были хорошо знакомы ей и вместе с тем казались совсем новыми и чужими; она часто бегала и шалила здесь с Рейнгольдом, но никогда не бывала здесь одна.
Теперь в сенях было немного темно, но так тихо, торжественно и хорошо! Из окон виднелись двор и низкий пакгауз, а за ними цветущая зеленеющая даль. На буфетах были расставлены различные старинные бокалы, а на темных резных спинках стульев, обитых желтым бархатом, были изображены какие-то странные птицы, сидевшие среди тюльпанов и длинных листьев. Чернильные пятна и перочинный нож были совершенно забыты; необузданный сорванец переводил теперь затуманившийся взор со стула на стул, любовно гладил выгоревший бархат и совершенно углубился в мир грез, не нарушаемый ни единым звуком извне.
Последний стул стоял в углу, довольно близко от двери, ведущей в красную гостиную, и оттуда был виден темный коридор, проходивший позади комнаты покойной Доротеи. Этот коридор, в маленькое окошечко которого заглядывало розовое облачко, был также хорошо знаком Маргарите и никогда не внушал ей страха. Рейнгольд всегда оставался у входа, никогда не решаясь пройти дальше, Маргарита же постоянно доходила до лесенки, ведущей на чердак пакгауза. С одной стороны красовались изящные двери, выходившие из комнат, а у другой стены стояли большие шкафы с металлическими украшениями.
Тетя София как-то открывала эти шкафы, чтобы проветрить их, и Маргарите было разрешено заглянуть туда. Там висели роскошные парчовые платья; некоторые из них были затканы золотом и серебром; все это были праздничные наряды хозяек дома Лампрехт.
Теперь она была одна-одинешенька; не было маленького брата, постоянно державшего ее за платье, его боязливый зов не мешал ей; она шла все дальше по коридору и только что собиралась остановиться пред одним из шкафов, как ясно услышала шорох, как будто кто-нибудь совсем близко взялся за ручку двери. Девочка прислушалась, подняла от радостного изумления плечи, фыркнула и проскользнула в самый темный угол за шкафом, откуда ясно была видна дверь.
Она хотела бы видеть, какие глаза сделает тетя София, когда узнает, что это было вовсе не солнце и что слова ее, Греты, верны.
«Да ведь это — Эмма! — подумала девочка. — Она только представляется, что боится, на самом же деле сидит там, в комнате. Надо хорошенько попугать ее!»
В эту минуту дверь бесшумно отворилась, маленькая ножка переступила высокий порог, а затем сквозь узкую щель проскользнуло что-то белое. Правда, белого передничка и кокетливого платья горничной не было видно, так как густой вуаль окутывал фигуру с головы до ног, так что концы его волочились по полу, но… но тем не менее это все-таки была Эмма; именно у нее были такие ножки: она всегда носила хорошенькие туфельки с высокими каблуками и бантиками.
«Вперед! — решила Маргарита. — То-то будет веселая шутка!»
С ловкостью котенка девочка выскользнула из своей засады, догнала белую фигуру, охватила ее сзади обеими руками и повисла всей тяжестью своего детского тельца; при этом ее рука попала в мягкую волну распущенной косы; она крепко ухватилась за прядь волос и в наказание за «глупую шутку» так сильно дернула ее, что голова закутанной фигуры совсем откинулась назад. В коридоре раздался громкий крик испуга, за ним последовал жалобный стон. Все, что произошло потом, случилось так быстро и неожиданно, что девочка никогда впоследствии не могла отдать себе в том ясный отчет. Она почувствовала, что ее кто-то схватил так, что она чуть не потеряла сознания; ее маленькое тельце отлетело, как мячик, почти до самого выхода из коридора и упало на пол.
