— «Документы, касающиеся моего второго брака»! — громко прочитал ландрат.
Советница громко вскрикнула от негодования.
— Так все-таки! — воскликнула она, всплеснув руками.
— Бабушка, будь милосердна! — умоляюще воскликнула Маргарита.
— Тут не нужно никакого милосердия, Маргарита, — насупившись, произнес ландрат. — Я не понимаю, мама, каким образом ты могла желать, чтобы эти бумаги не нашлись; права этого мальчика все равно были бы утверждены, и свет в непродолжительном времени должен был бы узнать, что существует сын еще от второго брака; нахождение этих документов здесь имеет значение лишь в том отношении, что доказывает нам, близким, что Балдуин не намеревался оскорбить честь своей покойной жены и ребенка ради презрения высшего света.
— Я это знала! — с горящими глазами воскликнула Маргарита, — теперь я спокойна.
— А я нет! — с сердцем воскликнула старуха, — этот скандал отравляет последние годы моей жизни; стыдно ему за то, что он заставил нас участвовать в такой возмутительной комедии. Я пела ему хвалебные гимны при дворе, сколько могла; своим положением он обязан только мне; как будут перешептываться и смеяться над «глупой Маршал», которая, ничего не подозревая, ввела в высшее общество зятя старика Ленца!.. Я посрамлена на вечные времена. Я не могу больше показаться при дворе. О, мне никогда не следовало снисходить до того, чтобы поселиться в этом доме; теперь на него будут показывать пальцами! И мы, Маршал, живем в нем, а ты, Герберт, первый чиновник в городе… Пожалуйста, не принимай такого спокойного вида, — запальчиво перебила она самое себя, — ты можешь дорого поплатиться за это равнодушие; возможно, что и для тебя эта грязная история будет иметь последствия, которые…
— Я сумею справиться с ними, мама, — с невозмутимым спокойствием прервал ее Герберт, — Балдуин…
— Молчи! Если в тебе сохранилась хоть искра прежней сыновней любви, то не произноси этого имени, я никогда больше не хочу слышать о нем; я хочу, чтобы не упоминали ни единым звуком о нем, кто нас обманывал, лгал нам, этот клятвопреступник…
— Остановись! — со вздувшимися на лбу жилами воскликнул Герберт, поддерживая Маргариту, которая, побледнев, как полотно, и дрожа всем телом, ухватилась за край стола, — ни шага дальше! Если ты так безжалостно, так неимоверно эгоистично отказываешься от Балдуина и его дочери, то я поддержу ее; я не допущу больше ни одного слова, которое заставит ее страдать, но не позволю также позорить и Балдуина!.. Правда, он был слаб, и мне непонятны его колебания, не достойные мужчины, но есть смягчающие причины, объясняющие его образ действий!.. Ты сама нагляднейшим образом доказываешь в данный момент, какая буря бушевала бы вокруг него, если бы он высказывался откровенно; его заманила перспектива быть почетным членом высшего общества; он шаг за шагом все более запутывался в сети этих неестественных противоречий, и требовалось много мужества для того, чтобы отрешиться от всех ваших предрассудков и последовать естественному влечению сердца. Этот случай в твоей собственной семье должен, наконец, открыть тебе глаза и показать, до чего доводят эти напыщенные воззрения, это отрицание природы и здравого человеческого сердца; они доводят до ужасных душевных мук, до обмана и нередко даже до преступления. Часть вины Балдуина падает на современное общество, и нельзя обвинять его одного в том, что он играл комедию!
Во время речи Герберта советница все дальше и дальше удалялась от него; казалось, она хотела еще больше увеличить пропасть, внезапно разверзшуюся между нею и сыном благодаря противоположности их воззрений. Плотно сжав губы, она направилась к двери, но там еще раз обернулась и произнесла дрожащим от гнева голосом:
— На все, только что сказанное тобою, я, конечно, не стану возражать; как кажется, я до сих пор прекрасно прожила век со своими принципами; они составляют лучшую часть моего «я», являются моей гордостью; с ними я живу и умру!.. Но сам ты берегись! Твое заигрывание с современным либерализмом ни в коем случае несовместимо с твоим положением!.. Да что я говорю! Я слишком тактична для того, чтобы давать тебе советы, но в Принценгофе и в присутствии высочайших особ ты, вероятно, предпочтешь не высказывать подобных воззрений.
