— Все правильно. Только строить потайные комнаты невыгодно. Каменный мешок без окон. Скорее всего, речь идет о лестницах. Потайных, конечно.
— Разве лестница может занимать тринадцать метров? — удивилась Юля.
— Их две. По одной в каждом крыле здания. Чтобы хозяев не могли застать врасплох. Им не надо было бежать с одного конца коридора на другой. А может, их и не две, а четыре, и расположены они между стенами каждой комнаты, исключая холл, имеющий свою центральную лестницу. Эти лестницы должны вести с чердачных помещений в подземелье. Возможно, лабиринты под парком имеют выходы. Зашел человек в комнату, сдвинул потайную дверцу — и он на лестнице. Спустился вниз, прошел под парком и вышел где-нибудь у водопада. Князья Оболенские не были бедными людьми. Могли позволить себе строительство любых лабиринтов.
Вот тут-то и начались поиски тайных ходов и скрытых лабиринтов. На эту тему можно написать отдельную книгу, но не будем отвлекаться от начатой истории. Юля быстро остыла к пыльным занятиям, но Ника не успокоилась, пока своего не добилась.
В доме имелось подземелье, оно представляло собой три хорошо обставленные комнаты, похожие на кабинеты, но с кроватями. Там было даже оружие. Лестниц оказалось только две. Одна проходила между комнатами матери и служанки в левом крыле, вторая — между Юлиной спальней и ее учебным кабинетом в правом. На первом этаже это были библиотека и столовая.
Ника ничего не рассказала сестре о потайных помещениях. Найдено было немало интересного. В частности, дневник прадеда. Из него Ника
узнала много тайн и секретов. А главная тайна заключалась в том, что прадед по приказу Временного правительства Керенского вывез из Эрмитажа пятнадцать картин. Больше не успел. Красные заняли Зимний дворец. Все картины были замалеваны художниками Петербургской академии и выглядели как ничего собой не представляющие в художественном плане полотна. Девять картин до сих пор висели в гостиной второго этажа, а шесть прадед отвез своей сестре — родной бабке Нелли Белокуровой. Там эти картины хранятся до сих пор. А бедная тетка Ники нищенствует и понятия не имеет, что на стенах ее клетушки висят бесценные шедевры Ван Дейка.
Обследуя лестницу, Ника заметила, что большинство ходов заколочены досками и со стороны комнат оклеены обоями. Но несколько ходов остались в первозданном состоянии. Одна из панелей отодвигалась в сторону. Справившись с ней, Ника увидела висящие платья и поняла, что очутилась в старом дубовом гардеробе матери. Хотела открыть дверцу, но услышала голос горничной Вари:
— Барыня, обед на столе.
— Хорошо, Варя, звони в колокольчик, я сейчас спускаюсь.
Голоса слышались отчетливо, будто Ника сама находилась в материнской комнате. Стоило открыть дверцу, и дочка вывалилась бы из шкафа, напугав мать до смерти.
Впоследствии Ника часто пользовалась потайными ходами, проникая в библиотеку, Юлину комнату, разглядывала через скрытые глазки все, что происходит в каминном зале. Из комнат прадеда она устроила себе увеселительный центр, где можно было слушать ту музыку, которая запрещалась в доме.
Ну а теперь попытаемся вспомнить, для чего же мы потратили столько строк на замысловатую архитектуру старого особняка.
Итак, странная гостья Анны Дмитриевны — Наталья Павловна — объявила во время обеда, что она намеревается этим вечером уехать. Пора и честь знать. Неделю женщина гостила в доме, успела со всеми перезнакомиться, всех повидать, отдохнуть. Пришел срок прощаться.
Анна Дмитриевна пригласила подругу в свою комнату. Нике показалось, что мать ждет от странной дамы чего-то важного. Каких-то итогов, будто проходила у нее курс лечения, а теперь хочет выяснить, каков же диагноз. Такого случая Ника упустить не могла. Не стоит забывать, что чужие тайны были для нее важнее собственных.
Ника знала, что мать излишне мнительна. В последние месяцы она то и дело вызывала к себе гадалок, экстрасенсов, прорицателей, но те не отвечали ее требованиям. Скорее всего, она уже знала о своей страшной болезни, которая быстро прогрессировала.
Когда Анна Дмитриевна уединилась со странной гостей в своей комнате, младшая дочка уже сидела в шкафу, прижав ухо к дверце.