– Ах, комиссар, какая неудача! Медсестра, провожавшая меня, шепчет:
– Не слишком утомляйте его разговором, он еще очень слаб.
– Пакретг, – говорю я, – кажется, малый, напавший на вас вчера, был невысоким.
– Да.
– Он был средиземноморского типа? Он колеблется.
– Вы знаете, в темноте... И потом, все произошло так быстро...
– Вы говорили Матиа о золотых зубах.
Эта деталь меня смущает, потому что у Альфредо нет фикс. Его клыки натуральные и блестят, как у хищников (спасибо зубной пасте «Кольгат»!).
– Да, – бормочет Пакретт. – Я видел, как они блестели у него во рту.
Да, это мог быть и старина Фредо. Повторяю вам: его клыки блестят так, что, когда он смеется, появляется такое ощущение, что солнце отражается от витрины магазина.
– Матиа мне также сказал, что у него были нависающие веки?
– Да, когда он меня колотил, его глаза были как бы полузакрыты.
– Вы узнаете этого типа по фотографии?
– Думаю, да.
– Тогда я вам покажу одну. Я позвонил Пино и попросил его привезти снимок сюда.
– Вы вышли на след? – спрашивает Дохляк.
– Может быть.
Новое появление медсестры, маленькой блондиночки с солидными буферами спереди и пышным амортизатором сзади. Она докладывает о приходе преподобного Пино. Я прошу его пригласить, и Пинюш заходит в палату.
Он больше, чем когда бы то ни было, похож на раскрытый зонтик. У него все висит сверху донизу: сопля из носа, усы, окурок, поля шляпы, слишком широкое пальто и шерстяной шарф.
– Ну что, больно? – спрашивает он Пакретта, вяло пожимая его хлипкую руку.
– Да, и довольно сильно, – уверяет Пакретт и сообщает нам: – Я собираюсь подать прошение о досрочной отставке. У меня слишком слабое здоровье для этой профессии, а после такого избиения... Надеюсь, страховая компания не будет долго тянуть с выплатой. Я очень рассчитываю на крупную сумму за временную потерю трудоспособности.
Пино говорит, что со страховщиками ни в чем нельзя быть уверенным. Потом он сообщает, что у него начался бронхит, что приводит Пакретта в ужас.
– Не приближайтесь к моей кровати, – умоляет он. – Если при моих травмах я подхвачу еще какую-нибудь инфекцию, то могу уже не подняться.
Пино немного обижен. Он утверждает, что болеет исключительно для себя и не имеет привычки раздавать свои болезни налево-направо первым встречным, как рекламные проспекты.
Сан-А, начинающий терять терпение, требует фото месье Альфредо Бюизетти.
– Держи, – отвечает Пино.
Он роется в карманах, достает снимок и протягивает мне. Смотрю, на фото изображен сидящий на подушке толстый ребенок, который с глупым видом сосет палец.
– Что это с моим клиентом? Усох, что ли? Пино замечает свою ошибку.
– Это фото моего внучатого племянника. Сына сына моей сестры, той, что замужем за булочником из Ионны. Его зовут Жан-Лу. Не булочника, а ребенка. Ему десять месяцев. Красивый малыш, правда?
Мой ледяной взгляд заставляет его заткнуться. Он протягивает мне фото Альфредо. Я передаю его Пакретту.
– Узнаете?
Инспектор внимательно всматривается в изображение сквозь свои бинты, потом утвердительно кивает.
– Восемь шансов из десяти, – отвечает он. – Но я не до конца уверен, потому что было темно.
– Спасибо за информацию, – благодарю я. – Это может пригодиться.
Я прощаюсь с беднягой Пакреттом.
– В следующий раз я принесу вам сладенького. Достопочтенный Пинюш и я покидаем больницу. Едва мы вышли на улицу, как я прошу его ехать в контору и снова запереть Альфредо в секретную камеру.
Сам же я сажусь в тачку и еду домой к выдающемуся лыжнику месье Бержерону.
Он занимает целый этаж в массивном каменном доме. Вызваниваю трель на звонке. Открывшая дверь горничная спрашивает, что мне угодно. Я встречаю ее улыбкой, широкой, как задница машинистки, и очаровательная куколка начинает смотреть на меня с интересом. Это блондинка со вздернутым носиком и зелеными глазками с голубыми искорками. Глазки с искорками – моя слабость. Глаза в горошек или в шотландскую клетку мне не нравятся.
– Я бы хотел поговорить с месье Бержероном, – говорю я и излучаю сияние, будто закат солнца на календаре.
Те из вас, у кого в мозгах проросли грибы, небось задают себе вопрос: «Какого черта Сан-Антонио спрашивает Бержерона, если твердо знает, что тот дышит свежим воздухом в Куршевеле?»
