— Фу! — снимая шапку и обтирая вспотевший лоб, произнёс один из них, берясь за створку и пробуя слабину. — Пойдёть! — чуть не крикнул он, толкая поскрипывающую воротину.
— Стой! — раздался крик его товарища.
— Чё? — спросил тот, поглядывая на стражников.
— Глянь! — и он показал на дорогу, ведущую в город.
По ней скакали к городу двое неизвестных всадников.
— Подождём? — спросил тот, кто начал закрывать ворота.
— А чё! Подождём! — откликнулся его товарищ. — Чай, двое-то нас не напужат!
Все рассмеялись.
Неизвестные оказались добрыми дядями, дав каждому по серебряной монете. Н эту деньгу можно разгуляться! Да ещё как. Видя довольные лица стражей, один из всадников сказал:
— Ещё подзаработает тот, кто укажет дорогу к боярским хоромам Камбилы, а то в темноте, боюсь, долго проищем.
Туг же нашёлся один из стражников, кто вызвался это сделать. Когда он вернулся, товарищи спросили:
— Ну как?
Тот показал целую горсть мелкого серебра.
— Повезло! — раздались завидные голоса. — Да на эти деньги ты конягу купишь.
Стражник махнул рукой:
— Коняга у меня есть. Зачем ещё?
— Тогда в кабак! — дружно засмеялась охранная братва.
— Посмотрим, — неопределённо ответил гот, пряча деньгу в кисет.
А под Торжком наутро перед Симсоновым шатром появилась посыльная новоторжская братия: воевода, оставшиеся бояре. Они слёзно просили великого Московского князя Симеона Иоанновича проявить к ним милость и войти в город. Симеон гордо выслушал их и важно махнул головой. Обрадованные новоторжцы упали на колени и поползли к нему:
— Спаситель! — протягивали они к нему руки.
Через несколько дней Симеон покинул Торжок, и пополнившееся войско ионию на запад.
А в Новгороде, не то от растерянности, не то от страха, кинулись собирать своё войско. Но по мере того, какие достигали их ушей слухи, меняли решения. На посаднических посиделках, которые, практически, проходили днём и ночью, кто-то из бояр предложил поискать помощи извне. И все стали думать, кого позвать. И прежде всего подумали о литовцах. Даже обрадовались, что им пришла в голову такая спасительная мысль. Но какой-то боярин, заросший, как болотная кочка, поднялся и, прежде чем что-то сказать, громко, басисто расхохотался.
— Литовцы! Ха! Ха! — Да вспомните, как они улепётывали от московитов у Можайска.
— Што верно, то верно! — вздохнул посадник.
— А чё, если ф... немчуру? А?
Схватились за него. И стали готовить туда посланцев. Но, как и в Торжке, этому помешала... чернь. Кто-то её успел настроить, и те явились к посаднику с угрозами:
— На русских братьев немчуру посылать? Да мы вас, как в Торжке!
Пока они заседали, в один из таких дней кто-то ворвался в посадническую и огорошил словами:
— Пришёл великий Московский князь!
Весть о приходе московитян ветром пронеслась по Новгороду. Горожане ринулись на крепостные стены. Кого тун только не было! И бояре, и воины, и чернь, и ремесленники. И увидели мощную людскую реку, которая полумесяцем охватывала город. А войска всё шли и шли... Все их голоса вылились в один:
— Ну и силищу собрал великий Московский князь!
Поздний приход двух посланцев Симеона в хоромах Камбилы встретили вначале с недоверием. Когда один их них, рослый и внушительный, объявил себя князем Пожарским и добавил, что он от великого Московского князя, который рекомендовал его, Камбилу, как надёжного человека, тот стал оттаивать. А когда хозяин, взглянув на второго, узнал в нём Егора, это породило полную уверенность. Что говорить! Всякое в жизни бывает, а вдруг, не очень-то к нему хорошо относящийся посадник, решил проверить его. Время-то страшное надвигается. Встреча стала братской. Узнав о сути дела, Камбила восхитился задумкой князя: сберечь русскую кровь. Для выполнения задуманного они разделились: Камбила брал на себя бояр, Егор — Оницифера, а посадника — сам Пожарский.
Усталый и разбитый, с тяжёлыми думами: выходить драться или просить... пощады, он шёл домой. Просить пощады не очень хотелось, узнав, что на помощь идут псковитяне, да и северные земли собрали недюженную рать: «Может... рискнуть? Проучить этих московитян... да и я вырасту в глазах горожан».
